Одним молниеносным движением Енисея выхватила длинную веревку и отстегнула нож, висевший на ее поясе. Вместо рукояти у него было сплющенное кольцо. Ловко, не глядя, что делает, она вставила веревку в кольцо и, раскрутив его над головой, словно лассо, запустила в голову ближайшего грифона, самого крупного из всей стаи.

Нож, острый как бритва и тонкий как шило, пронзил животному висок. Грифон взвизгнул, дернулся и безжизненной тушей полетел в пропасть.

Оставшиеся грифоны, изрядно потрепанные, еще несколько минут не могли взять в толк, куда исчез их предводитель, и, не найдя его, издали протяжный крик и стали отступать. Покружившись еще некоторое время высоко над головами ребят, они медленно скрылись за облаками.

– Простите меня, ребят, – едва не плача, прошептала Катя.

* * *

Взгляды всех ребят были устремлены на маленький скрюченный комочек.

Ярослава.

Она лежала, чуть завалившись на бок, плотно прижав колени к груди, и по-прежнему прикрывала голову окровавленными руками. Похоже, она была без сознания. Одежда на спине, плечах и руках была изодрана в клочья. Через широкие разрывы кровоточили рваные до кости раны, по тонкой ткани рубашки расплывалось жуткое алое пятно.

– Ярушенька, миленькая, – простонала Катя, опускаясь на колени перед окровавленной Ярославой. – Прости…

– Да не реви ты! – прикрикнула на нее Енисея и, довольно грубо оттолкнув ее, села на колени перед Ярославой.

Аккуратным и точным движением она нащупала пульс на ее запястье.

– Жива, – прошептала одними губами. Не оглядываясь, она бросила Олебу и Истру: – Скройтесь! Те отошли как можно дальше и поспешно спрятались за теми же валунами, где несколько минут назад прятались Катя и Ярушка.

Енисея с сомнением посмотрела на Катю, но сказала при этом утвердительно:

– А ты мне помогать будешь. Катя с готовностью закивала.

Енисея этого уже не видела, она достала из маленького неприметного кармана на поясе ожерелье из небольших мутно-голубых кристаллов, цепочкой сплетенных грубой волокнистой нитью, похожей на бечевку. Осторожно, чтобы не причинить боль Ярушке, она набросила его, как смогла, ей на голову, прямо поверх сомкнутых на затылке рук.

– Ой, – обронила Катя, услышав, будто камни издали легкий звон. Енисея нахмурилась в ответ.

Она достала из другого кармана короткий кинжал с искривленным полумесяцем лезвием, выточенным из такого же мутно-голубого камня. Посмотрела на Катю сурово и решительно.

У той от ее взгляда что-то оборвалось внутри, руки задрожали.

«Мне надо сейчас ей раны промыть? Перебинтовать? Швы наложить?» – в панике завертелись в мозгу лекции по ОБЖ*.

Чтобы как-то спрятать выплескивавшийся наружу страх, девочка закрыла глаза. Как двери переполненного лифта. Не помогло: волнение все нарастало. Еще чуть-чуть, и захочется в туалет. Она почувствовала легкое прикосновение.

– Сядь рядом.

* Основы безопасности жизнедеятельности – школьный учебный предмет, посвященный опасностям, угрожающим человеку, методам противодействия, оказанию первой помощи пострадавшим.

Катя подчинилась, с усилием открыв наконец глаза.

– Сейчас слушай внимательно. Возьми вот это. – Енисея протянула ей в холодные ладони кусок ткани, Катя его развернула: чистая рубашка с тонкой алой каймой по горловине и подолу. – Когда скажу – переоденешь ее. Поняла? И не бойся ничего.

Она плотнее придвинулась к лежащей Ярославе и затянула низким, шелестящим голосом:

– Маара день, Маара ночь, Маары сила словно дождь, соль степей и холод гор. Призываю тебя из безвременья. Силу лютую остуди, рану черную затяни семью нитями золотыми, безразрывными, бесприметными. Забери себе змия проклятого, сотвори с ним расправу десятую, чтоб не знал, не гадал, не ведал, где судьбу Ярославы иссечь.

Наговаривая так, она водила каменным ножом над Ярушкиными ранами, почти касаясь окровавленной плоти, движением руки повторяя то, как они были нанесены, только в противоположном направлении, как будто затягивая разорванные ткани.

Мутно-голубой кристалл издавал при этом один и тот же высокий утробный звук, а кристаллы ожерелья вторили ему легким перезвоном тысяч колокольчиков.

Забыв о страхе, Катя сидела как зачарованная. В тех местах, где лезвие соприкасалось с плотью, от ран поднимался бело-синий пар. На ее глазах кровь переставала сочиться сквозь широкие разрывы тканей, а раны, повинуясь движениям руки, медленно затягивались, оставляя лишь тонкие неровные беловатые шрамы. Но через какое-то время незаметно исчезали и они.

Единственное, что носило следы недавнего увечья, – разорванная в клочья и окровавленная рубаха. Да сама Ярослава, так и не пришедшая в себя.

Тогда Енисея перевернула нож, взяв его лезвие в руку, и с легким нажимом провела костяной рукоятью вдоль Ярушкиного позвоночника. Та встрепенулась, изогнула дугой спину, вздохнула и ослабла. Руки, все это время прикрывавшие голову, обмякли и безвольно опустились на камни. Плечи вздрогнули и замерли, а голова мягко запрокинулась.

Сквозь бледные губы прорвался единственный вздох, и Ярослава замерла. Словно уснула.

– Она жива? – решилась спросить Катя. Голос ее дрожал и, казалось, принадлежал кому-то другому.

Енисея устало взглянула на нее.

– Конечно, жива…

Потом она медленно, покачиваясь, отодвинулась от Ярушки.

– Теперь твоя работа, – и, не дожидаясь ответа, осторожно встала, нетвердыми шагами отошла к ближайшим камням, животом легла на них и тоже замерла.

Енисея странно себя вела – то ли от колдовства ее стало мутить, то ли она была ранена и скрывала это.

Катя поторопилась.

Дрожащими пальцами она нащупала узелок Ярушкиного пояса, потянула его, аккуратно развязала.

С рубашкой она решила не церемониться – спасать там, на ее взгляд, было нечего, – поэтому она просто разорвала ткань вдоль спины, вынув худенькие Ярушкины руки из рукавов.

Надевать предложенную Енисеей рубашку оказалось гораздо сложнее: она была узкая, из плотной неэластичной ткани. Но кое-как Катя справилась и с этим.

– Вот, – довольно пробормотала она, подвязывая Ярушке пояс.

Разорванную рубашку она сложила чистой стороной вверх так, чтобы из нее получилось что-то вроде валика, и подложила его подруге под голову.

Енисея не шевелилась.

Катя к ней подбежала: та была холодна и тяжело дышала. На лбу выступили крупные капли пота. Ее била мелкая дрожь.

– Енисея, – шепотом позвала Катя. Та не отозвалась.

Катя стремглав бросилась к камням, за которые ушли ребята.

Истр что-то вытачивал из мелкой деревяшки, найденной им, видимо, тут же. Олеб был бледен и не сводил глаз со входа. Так что стоило Кате появиться, он сразу подскочил.

– Как она? – с волнением спросил он. Катя немного смутилась.

– Нормально, спит еще, – растерялась она, – Енисея просто умница, она ей все раны заживила…

– Хорошо, но я о Енисее спрашивал – как она?

Катя смутилась еще больше. Вначале она подумала, что оказалась случайным свидетелем проявления симпатии этого светловолосого богатыря к своей подруге, но тут оказалось, что он