Поэтому мужчины беспрекословно вышли из гостиной. Собакам вообще пришлось остаться на улице, потому что они были облеплены грязью по самые уши. И если мужчины сняли сапоги и оказались относительно чистыми, во всяком случае, в жилые помещения их милостиво впустили, то про собак того же сказать было нельзя.

Но добрая тетя Наташа устроила промерзших собак с максимальным комфортом. Вынесла им по миске щей с мясом, не обращая внимания на убежденные заверения их хозяина дяди Васи, что Дик с Карамелькой есть щи не будут.

– Слопают как миленькие!

И как всегда, тетя Наташа оказалась права. Усталые и голодные псы накинулись на угощение и вмиг выхлебали весь суп до конца. Мужчины не отставали от них. Когда тетя Наташа вернулась обратно домой с улицы, мужики уже стучали ложками в ожидании добавки.

– Тушеное мясо с картошкой. Или тоже скажете, что собакам его не давать?

Но дядя Вася лишь махнул рукой, мол, делайте что хотите. Тетя Наташа и второе тоже отнесла собакам. И обратно вновь вернулась с пустыми мисками.

Девушки в это время скромно дожевывали свой пирог. Они ждали, когда мужчины утолят голод и к ним можно будет подступиться. К голодным и усталым мужчинам лучше под руку не соваться. Но и когда они поедят, тоже мешкать не следует.

– Пора, – решила наконец Леся, когда заметила, что паузы между глотками у мужчин сделались несколько больше. – Ну что? Нашли тело?

Таракан неопределенно помотал головой. За него ответил дядя Вася:

– Тело не нашли. Сапог нашли, – сказал он.

– Чей сапог?

– Фиг его знает. Женский сапог. Возле дороги на Ольховку нашли.

Ольховкой называлась соседняя деревенька, располагающаяся возле свинофермы. Даже не деревенька, а большой хутор, где жили три семьи, создавшие и обслуживающие свиноферму.

– Дик с Карамелькой вокруг этого сапога битый час вытанцовывали. Еле-еле удалось их дальше увести. Ну, мы этот сапог и взяли. На всякий случай. Хотите взглянуть?

Да, подруги хотели.

– Там, – махнул рукой дядя Вася. – Вместе с нашей обувкой бросил.

Девушки поспешили в холл. И там среди груды высоких мужских ботинок и облепленных грязью сапог обнаружили весьма симпатичную дамскую обувку. Даже сейчас, безнадежно испорченный и со сломанным каблуком, сапог производил впечатление дорогой вещи.

– Смотри, какая кожа.

– Когда-то была белой.

– Скорее светло-бежевой. Но дело не в цвете. Кожа очень тонкая и мягкая, но в то же время прочная. И колодка изящная.

– Сапоги, определенно, не российского производства, – заметила Света, приложив сапог к своей ножке. – Размер не совпадает. У меня тридцать пятый. Тут на подошве другая цифра, куда больше… посмотрите сами, что написано.

– Такая нумерация принята в Европе.

– Думаешь, этот сапог мог быть приобретен в Европе?

– Определенно.

– И значит, он мог принадлежать Горшковой?

– Если она долгое время жила в Германии, где его и купила, то конечно.

Но точно сказать правду мог только один человек. И девушки, не задумываясь, отправились к нему.

Тетя Маруся была дома и, увидев гостий, которые подошли к ней со встревоженными лицами, всплеснула руками.

– Нашли?! Говорите, нашли они ее? Мертвая она? Зарезал он ее? Аль задушил? Ох, изверг! Душегуб! Убивец!

– Тетя Маруся, вы погодите так волноваться.

– Ох, жаль Анастасию-то мне как! – заламывала руки тетя Маруся. – Милая женщина. Тихая! Интеллигентная! Душевная! А погибла ни за грош! Все козни мужские!

– Не причитайте, пожалуйста! Еще ничего неясно. Не нашел поисковый отряд Анастасии Горшковой. Ни живой, ни мертвой.

– Не нашли?! Ох, и напугали вы меня! Нельзя же так!

А между тем подруги и слова не успели вымолвить. Тетя Маруся сама все придумала, сама напугалась, а теперь винила в этом подруг.

– Тетя Маруся, вы лучше вспомните, как была одета Анастасия Горшкова?

– Одета? – осеклась тетя Маруся. – А что? Хорошо она была одета. Пальто такое светлое. Материал я вам не назову, но тоненькое совсем. Однако же не похоже было, чтобы она в нем мерзла. И мягкое такое на ощупь!

– Кашемир, наверное.

– Не знаю. Чего не знаю, о том врать не стану.

– А обувь?

– Обувь? – задумалась тетя Маруся. – Ну, обувь у нее тоже светлая была. Ботинки… нет, сапожки. Каблук высокий, а сама она не молоденькая, как я вам говорила. Я еще спросила, не тяжело ли ей на каблуках-то ковылять. А она спокойно пояснила, что все от колодки зависит. А колодка – это в обуви самое главное, ее фирма-производитель десятилетиями по микрону выверяет и ни с кем своими секретами не делится. И чем лучше фирма, тем удобнее колодка. Ну и соответственно дороже.

– А цвет, говорите, светлый?

– Ну да.

– Такой?

И Кира вытащила грязный сапог из мешка.

– Он! – ахнула тетя Маруся. – Он самый! Ой, каблучок-то оторвался! А ведь говорили, что прочная обувка. Да, видать, не для наших дорог.

И тетя Маруся мелко, дробно захихикала. Но надолго ее веселья не хватило. Она внезапно побледнела и всплеснула руками:

– Мать родная! Это что же такое получается? Сапог нашли и саму Горшкову?..

– Нет. Ее не нашли. Дядя Вася – хозяин собак – сказал, чтобы след взять, уже времени слишком много прошло. А чтобы тело найти… Ну, тела они тоже не отыскали.

– Слава богу! – перекрестилась тетя Маруся. – Жива, значит! Убегла от убивца!

Но подруги не были в этом так уж уверены. Наоборот, присутствие в непосредственной близости от поселка одного из сапог мадам Горшковой, на их взгляд, было весьма пугающим признаком.

– Куда бы она потом в одном сапоге потопала?

– До Ольховки еще пять километров. И это в одном башмаке? Так недолго и воспаление легких схватить.

Выйдя из дома тети Маруси, подруги увидели возле своих ворот знакомую фигуру.

– Ох! Это же Ника!

– Ждет нас, чтобы позировали ей!

– А, – презрительно скривилась Светлана. – Полоумная художница. Она меня к себе звала, рисовать. Сказала, что ей фурия не дается, а я просто идеальная модель для этого. Представляете?

Сравнить красавицу Светлану с фурией могла только настоящая сумасшедшая, подруги это охотно подтвердили. Но удрать от Ники им не удалось. Она уже приметила их и двинулась быстрым шагом. Невзирая на то что Ника научилась ходить заново, она все еще сильно прихрамывала, и подруги ощутили укол совести за то, что заставили художницу гоняться за ними.

– Ника, прости нас! Знаем, что мы снова тебя подвели. Но мы не виноваты.