– Да как вы смеете говорить такое?! – Флинн, потеряв самоконтроль, перевернул журнальный столик. Будильник с испуганным звоном грохнулся на пол.

– Будь осторожнее с этой вещицей, – посоветовал доктор Месмер, поднимая будильник. – Я не прошу сдерживать эмоции в этой комнате. Она для того и существует, чтобы давать им волю. Но если ты случайно разобьешь эти часы, мы тут надолго застрянем, а у меня весьма плотный график.

Между Флинном и доктором Месмером нарисовалась голубая решетка, разделив их.

– Я не знаю, что именно вы прочли в моем личном деле, но поверьте мне: МОЯ МАТЬ ВИНОВАТА В СМЕРТИ МОЕГО ОТЦА!

– Не нужно отгораживаться от меня. Не я твой враг, а упрямство. Я всего лишь хочу помочь тебе разобраться с чувствами, – миролюбиво сказал доктор Месмер.

– Пока что у вас плохо получается, – свирепо ответил Флинн. – Вы вызываете во мне лишь гнев и раздражение!

На доктора Месмера упала ядовито-оранжевая сеть, сплетенная из тонких нитей.

– По крайней мере, я вызываю твои истинные чувства, – с легкой улыбкой отметил он.

– Вы ведь даже не человек, вы дух. Что вы можете знать о людях? О том, как им живется, если вы ни разу не были на земле? Не видели того, что там творится? – Флинн недобро сощурился.

Голубая решетка превратилась в круглый щит.

– Ты все больше хочешь защититься от меня, – сказал доктор Месмер. – Да, в мире живых я не бывал, но через этот кабинет прошли все люди, когда-либо жившие на земле. Я думаю, этого вполне достаточно, чтобы иметь хоть какое-то представление о вас. Я хочу, чтобы ты нашел корень своих переживаний, чтобы понял, откуда они растут, что питает их.

– Разве не ясно? Это же так просто! Моя мать пожелала отцу умереть! Она виновата! Она накликала беду!

– Но разве ее слова как-то могли повлиять на крепления, которые не выдержали? Что бы изменилось, если бы она не сказала тех слов? – вкрадчиво спросил доктор Месмер. – В чем конкретно вина твоей матери?

Комнату расчертили темно-синие зигзаги.

– Ты в смятении, – прокомментировал доктор Месмер. – Раньше ты не задумывался об этом? Ты столько лет винил несчастную женщину, причиняя ей боль.

Из голубого щита вылетели багряные пики и проткнули тело мужчины.

– Нет, нет, нет! – отчаянно запротестовал Флинн. – Все не так! Вы ничего не понимаете! Если бы она тогда не пожелала ему смерти, он бы не пришел на работу расстроенным и…

– И что бы изменилось? – перебил его доктор Месмер. – Он бы взял другую страховку? Но эту ему выдали. Крепления бы чудесным образом выдержали? Ты и сам прекрасно знаешь, что нет. То, что твоя мать пожелала твоему отцу смерти, и то, что он умер на следующий день, – не более чем совпадение. Печальное совпадение. Если бы ссоры не было, он все равно бы погиб. Ни ты, ни твоя мать никак не могли повлиять на это. Это рок. Злой рок. Так случается, увы.

– Нет! – Флинн тяжело задышал. – Вы пытаетесь оправдать ее! Вы хотите залезть мне в голову и изменить мое отношение к ней! У вас ничего не получится!

– Но зачем мне оправдывать твою мать, если ее вины нет? – слегка удивленно спросил доктор Месмер. – Флинн, вспомни, что именно случилось в тот день. Расскажи мне, как все было.

– Мать кричала на отца, – начал Флинн, роясь в уголках своей памяти, пытаясь не упустить ни одну деталь. – Назвала тюфяком, ничтожеством, обвинила в том, что он испортил ей жизнь. Отец оправдывался, а потом она пожелала ему провалиться.

Из тьмы выползли темно-серые спирали. Они кружили над Флинном в устрашающем танце, грозясь упасть и раздавить его. Это была скорбь.

– Но ведь ссора началась не с этого. – Доктор Месмер смотрел на него немигающим взглядом.

– Она началась… – Флинн умолк. Страшное осознание пронзило мысли. – Она началась с меня…

Внезапно все разноцветные фигуры потухли, все эмоции пропали. Хотя одна все же осталась: черного цвета, но ее было сложно разглядеть на фоне тьмы. То была вина.

– Мать кричала, что я стал неуправляемым, хотела отдать в интернат для трудных подростков, а папа меня защищал… – Из груди Флинна вырвался не то стон, не то вскрик. – Получается, что я виноват в смерти отца? – Его как будто вывернули наизнанку.

– Нет, – тихо возразил доктор Месмер. – Я уже говорил, что смерть твоего отца – стечение обстоятельств. Ни от матери, ни от тебя ничего не зависело.

– Но как же так? – Слезы подступили к горлу Флинна и начали душить. – Я всегда был уверен, что виновата она. Я всегда так чувствовал…

– Люди часто перекладывают груз вины со своей спины на чужую. Это защитная реакция. Ты не хотел винить себя, поэтому винил мать. Но ни тот мальчик, из-за которого началась ссора, ни та женщина, в пылу гнева сказавшая те страшные слова, не виноваты.

Флинну показалось, что пол исчез и он провалился в бездну. Он столько лет был несправедлив к матери. Столько лет мучил, изводил, говорил гадости, перекидывая вину на ее хрупкие плечи. А она все терпела и терпела, цепляясь за любую возможность быть рядом с ним. Она так хотела заслужить прощение за то, чего даже не делала.

Но еще больше он был несправедлив к другому человеку.

– А что насчет Кейти? Ведь я так виноват перед ней, – с трудом выдавил Флинн: в горле бушевала песчаная буря. – Что мне делать?

– Поговори с ней. Расскажи, попроси прощения. Только так, по-другому не получится.

– А если не простит? – ужаснулся Флинн. – Если возненавидит меня, не захочет знать, проклянет?

– Пусть так, – сказал доктор Месмер. – Но ты не узнаешь, пока не откроешься ей. Попроси прощения, вот и все.

– Такое, доктор, не прощают…

– Не тебе ведь прощать. Люди порой способны проявить невиданное милосердие.

– Милосердия всего мира не хватит, чтобы простить мой страшный поступок, – выдохнул Флинн, чувствуя, как в груди образуется дыра.

Возле кабинета доктора Месмера терпеливо ждал Тайло. Он выглядел как никогда взволнованным. Флинн хотел что-то сказать, но все слова исчезли. Остались лишь оттенки чувств.

– Ничего не говори, я все знаю, – тихо произнес Тайло и положил руку ему на плечо.

Флинн прислонился к стене и медленно опустился на пол, закрыв лицо руками, – парни ведь не плачут.

– Тебе нужно поговорить с Кейти, – уговаривал Тайло, сидя на подоконнике.

– Не могу, – заупрямился Флинн.

– Тогда хотя бы из комнаты выйди. Ты пятый день сидишь взаперти, мне надоело таскать тебе еду, если мадам Брунхильда увидит это, она шкуру с меня сдерет и постелет вместо коврика.