по ночам ей снилось это, и она просыпалась, тяжело дыша, и понимала, что лежит в постели, что это был всего лишь сон, и что Сэм в своей собственной спальне, и что в тот день с ней ничего ужасного не случилось, просто ее не было несколько ужасных минут.

Теперь это чувство вернулось. Секунды шли, а ощущение не ослабевало.

Незнания.

Отчаяния.

Дыхания, застрявшего в горле.

Страха.

– …думаю, что все трое сейчас находятся в школе, – закончил фразу Уилл.

Эбби моргнула и посмотрела на него, вдруг осознав, что даже не слышала его предыдущих слов.

Они с Уиллом находились в мобильном командном центре вместе с Эстрадой. Уилл вводил руководителя операции в курс дела. А Эбби…

Эбби пыталась вспомнить, как дышать.

Пыталась напомнить себе, что, когда все делается правильно, ситуации с захватом заложников обычно заканчиваются ненасильственно. Пыталась напомнить себе, что Сэм – смышленая девочка. Пыталась выбросить из головы все остальные ужасные события такого рода – среднюю школу Плэтт-Каньон, стрельбу в школе амишей в Найкл-Майнс, Руби-Ридж, пожар в секте Уилкокса, ситуацию с захватом заложников в Сакраменто[13] и… и…

– Эти дети тоже взяты в заложники? – спросил Эстрада. Разговаривал он с Уиллом, но мельком взглянул на Эбби.

Так нельзя говорить при родителях! Родителей не посвящают в подробности. Их заверяют, что «мы делаем все, что в наших силах» и что «у нас большой опыт в подобных ситуациях». Вы не говорите родителям, что не знаете, держат ли их детей в заложниках, или же те прячутся где-нибудь в классе, боясь, что их найдут. Вы не говорите родителям, что не знаете, кто эти люди, удерживающие их детей, и что все, что у вас есть, – это ник в интернете. Вы не говорите родителям, что у этих людей одни только пистолеты и ограниченное количество боеприпасов, но этого все равно более чем достаточно, чтобы убить их детей и остальных заложников несколько раз подряд.

Всего этого вы родителям не говорите.

– Наверняка мы этого не знаем, но считаем, что в ходе последнего телефонного разговора слышали на заднем плане голос Фионы Брок, – ответил Уилл.

– Понятно, – сказал Эстрада. – Касательно тех детей, которых недосчитались на перекличке: меня уведомили, что Лисбет Рейнольдс объявилась у себя дома. А Барри Джонса нашли в нескольких кварталах отсюда – он побежал, заблудился и спрятался в каком-то переулке. Итак, двое из четырех недостающих детей найдены. О двух других нам пока ничего не известно.

А вдруг Сэм решила сбежать домой, как поступила Лисбет? Там сейчас никого нет. А вдруг прямо сейчас она в своей комнате? Эбби достала свой телефон, собираясь еще раз позвонить дочери. Палец завис в дюйме над экраном. Ужасающий образ расцвел у нее в голове. Сэм прячется под партой где-то в школе. Мимо проходит вооруженный мужчина, Сэм задерживает дыхание, чтобы он ее не услышал. И тут… звонит ее телефон.

Эбби тихонько вздохнула и опустила мобильник. Сэм никогда не пошла бы домой, никому ничего не сказав, как Лисбет. И давно бы уже позвонила, если б могла.

Это легкое движение заставило обоих мужчин повернуться к ней.

– Мы добились определенного прогресса в переговорах, – произнесла она, пытаясь говорить ровным голосом, но безуспешно. Ее голосовые связки были забиты слезами страха, скованы от напряжения. Каждое слово выходило хриплым, прерывистым. – Нам удалось выиграть достаточно много времени, и захватчики пообещали держать стационарную линию свободной для наших звонков, так что на данный момент мы можем поговорить с ними, когда только захотим. Они также подтвердили, что Карлос Рамирес находится там и ранен, и, похоже, готовы каким-то образом решить вопрос с оказанием ему медицинской помощи, хотя мы пока не договорились ни о чем конкретном.

– Чего они хотят? – спросил Эстрада.

Эбби позволила ответить на этот вопрос Уиллу – произнести несколько простых предложений казалось почти непосильным делом. Ей придется отложить следующий разговор с Гусеницей, сначала нужно собраться с мыслями.

Эстрада слушал, подавшись вперед и поджав губы. Как только Уилл закончил, он тихо выдохнул и откашлялся.

– Ладно, значит, у нас есть какое-то время, – заключил он. – Теперь нам нужно решить, каким образом сменить переговорщика.

Эбби заморгала.

– Что-что?

– Мы не можем допустить, чтобы вы вели переговоры с этими людьми, пока они держат вашу дочь в заложниках.

– Но они же не знают, что она моя дочь! Это никак не повлияет на их оценку ситуации! – Она взглянула в поисках поддержки на Уилла, но тот упорно отводил взгляд.

– Дело не в том, что знают они, – сказал Эстрада. – Вам просто нельзя вести эти переговоры. Только не тогда, когда ваш ребенок находится в опасности.

Нет, она единственная, кто может это сделать! Она не может доверить никому другому сделать все правильно и спасти Сэм. Нужно предельно ясно дать это понять.

– При всем моем уважении, сэр: по-моему, это больше всего связано с тем, что я женщина, и меньше всего с тем, как я выполняю свою работу. Вы так говорите только потому, что я мать. Если б я была мужчиной, вы никогда мне такого не сказали бы!

Эстрада удивленно уставился на нее. Она практически кричала, встав с кресла и сжав кулаки. Когда такое случалось?

– Дело не в том, что вы мать, – мягко произнес он. – У меня самого трое детей, Маллен. Если б кто-нибудь из них сейчас находился в этой школе, я бы развалился на куски. Если что, то я просто поражен тем, насколько хорошо вы держитесь. Но вам никак нельзя вести эти переговоры.

Эбби снова опустилась в кресло.

– Смена переговорщиков всегда опасна. У меня уже достигнуто взаимопонимание с этими людьми. Я добилась значительного прогресса. Если сейчас мы поменяем…

– Ты дала нам вескую причину объяснить эту замену, – вмешался Уилл.

Она недоверчиво повернулась к нему.

– Что?

– Ты сказала им, что собираешься расследовать их претензии, верно? И подала это так, будто намерена проделать это сама. Они поймут, если ты не сможешь поговорить с ними, пока будешь этим заниматься.

– Уилл, ты же знаешь, что я справлюсь! Если что, то присутствие там Сэм лишь поможет мне сосредоточиться. И мы даже не знаем, находится ли она в числе заложников. А вдруг мы поменяемся, а она через две минуты появится здесь? Мы лишь напрасно поставим эти переговоры под угрозу. Мы не можем себе этого позволить.

– Это не обсуждается, Маллен, – твердо сказал Эстрада. – И это не вам решать, и не Верину. А мне. Я хочу, чтобы вы поменялись, и сделали это как можно скорее.

– Но…

– Верин! – Эстрада отвернулся от нее. – Через двадцать минут жду вас