— Ежели не для протокола — завидую вашему оптимизму, —призналась Даша. — В России мы с вами обитаем, милейший Павел Иванович, унас все грани размыты, все границы сглажены, сегодня человек — главаадминистрации, а завтра он киллера нанимает для конкурента.

— Бросьте. Не в моем случае.

— Иными словами, вы категорически отметаетепричастность к сегодняшнему… событию кого-то из ваших деловых партнеров,близких знакомых, словом, тех, кого можно назвать «привычным кругом общения»?

— Категорически.

— Так и запишем… А в том, что касаемо личных проблем?

— Простите?

— Скажем откровенно — личная жизнь, — уточнилаДаша. — Не торопитесь сердиться, я всего лишь теоретизирую… Скажем, выпроявили внимание к некоей особе, а кому-то это ужасно не понравилось и онвесьма своеобразно отреагировал…

«Черский, — вспомнил Петр. — Нет, вздор. Судя норассказам Пашки, Черский как раз из серьезных. Из тех, что при нужде посадят начердаке высокооплачиваемого профессионала с дорогой снайперкой, а не пошлютидиота с волыной».

— Вы о ком-то вспомнили или просто замкнулись в себе? —мягко спросила Даша.

— Замкнулся, миль пардон. — сухо ответил Петр. Вконце-то концов, что он знает о Пашкиных свершениях на амурном фронте? Ручатьсяможно, далеко не все. Да что там, у той же Жанны вполне может оказатьсякавалер-сопляк, воспылавший праведной ревностью… Машину угнать и сопляк может,пистолет раздобыть — без особых проблем, двадцать первый век на дворе.

— Нет, — сказал он. — Ни в чем, что касаетсямоей личной жизни, я не могу усмотреть следочка…

— А разве вы все помните? Вы же в прошлую нашу беседунедвусмысленно ссылались на провалы памяти?

— Помнится, мы и этот аспект обговаривали, —сказал Петр. — Если что-то выпало из памяти — естественно, я не могу этоговспомнить.

— Но тем не менее вы говорите так уверенно…

— Знаете, я все-таки перенервничал, — ответилон. — Не каждый день палят в упор… Вообще, насчет провалов в памяти вам быследовало поговорить с моим врачом…

— Боюсь, не получится. Не верю я в спиритизм…

— Простите?

— А вы не знали? — удивилась Даша. — Нет,серьезно? Позавчера убили вашего доктора, Шебеко Николая Петровича.Банальнейшая по нынешним временам история: возвращался домой за полночь и,должно быть, привлек внимание обкурившейся шпаны. Двинули чем-то тяжелым позатылку, из карманов все выгребли, часы и куртку сняли… Могу признаться посекрету, что дело глухое. Как у нас выражаются, висяк.

— Надо же. — сказал Петр с искреннимсожалением. — Хороший был врач, толковый…

— Значит, и в том, что касается личной жизни, вы неможете отыскать ничего… намекающего?

— Уж простите, нет.

— Павел Иванович, я произнесу несколько самыхзаигранных банальностей, но эти самые ба-нальности тем не менее не стали отчастого употребления чем-то глупым, неправильным.,. Мы будем искать. И нетолько мы. Вы — заметный в области человек, начальство, и не только наше, будетвполне искренне стучать кулаком по столу… Но как прикажете работать, если выупорно отказываетесь дать хоть малейший след?

— Я не вижу никаких следов. Не могу усмотреть.

— Павел Иванович… — с мягкой, дипломатической укоризнойпоморщилась она. — Мы же взрослые люди. Вы не школьник, да и я неинститутка. Такое не случается с бухты-барахты. Сидел себе человек, маялсябездельем и скукой, и вдруг стукнуло ему в голову: что же я, дурак, баклушибью? А возьму-ка боевой пистолет, поеду да стрельну в бизнесмена… А вот,кстати, какой-то весь из себя прикинутый новый русский из своего роскошногоофиса спускается, с него и начнем… Так не бывает, Павел Иванович. У нашегострелка должен быть повод, причина, цель, мотив. Побуждения, потребность… продолжитедальше список, если угодно. Должны быть основания. Веские и серьезные.

— Вы же сами говорили, что он может оказаться психом.

— Может, — согласилась Даша. — Но опять-таки,почему он начал именно с вас? Почему стрелял именно в вас? Ни с кем другимпохожего в последнее время не случалось.

— Простите великодушно, но я был с вамиоткровенным, — сказал Петр, впервые с намеком глянув на часы. —Рассказал все, что знал, и больше мне рассказать нечего… мне что, нужногде-нибудь расписаться?

— Да, здесь… и здесь. А здесь напишите: «С моих словзаписано верно». Прочитайте хорошенько, если вам покажется, что я упустилачто-то для вас важное, вы имеете право это вписать…

— Нет, благодарствуйте, — сказал Петр, пробежавтри листка, исписанных небрежным почерком человека, каждодневно имеющего дело сзаполнением множества бумаг. — Ничего вы не упустили…

Она уложила листки в папку, задернула «молнию», встала и схорошо разыгранным безразличием произнесла:

— Благодарю вас. Павел Иванович. О любых подвижках явам тут же сообщу… Выйдя вслед за ней в приемную, Петр обрадовался, увидеврядом с сидевшим

в уголке Земцовым Косарева. Поманил его:

— Фомич, зайди. Андропыч, а ты обожди минутку…

Отведя зама под локоток подальше от двери, Петр шепотомспросил:

— Где он?

— Кто? — невинно глянул Фомич. — А-а, выимеете в виду… Я вас умоляю, потерпите пару дней, он еще не вернулся изстолицы.

— Я боюсь в чем-то напортачить, — признался Петрвсе тем же шепотом. — Сами видите, какой оборот принимают дела…

— Не беспокоитесь, голубчик, — прошептал лысыйпрохиндей, глядя, по своему обыкновению, просветленным взором невинногодитяти. — Ничего вы не напортачите, зря волнуетесь. История, согласен,волнительная, но, я вас умоляю, не дергайтесь. Все наладится.

— Кто это, как вы думаете?

— Представления не имею, Павел Иванович. Может, и всамом деле какой-нибудь шизофреник? Их в нынешние вольные времена нельзя,понимаете ли, запереть в больничке, пока они сами не соизволят разрешить. Вот ибродят… Я вам могу сказать одно: он не может быть замешан ни в чем… э-э, дурнопахнущем.

— А как насчет ревнивого мужа или чего-то в том жероде?

— Глупости, — веско сказал Фомич. — Вздор. Ябы знал. Дикое стечение обстоятельств…

— Ладно, — сказал Петр, мрачный, как туча. —Хочу вам верить…

Он распахнул дверь и энергичным шагом вышел в приемную.Земцов вскочил:

— Я только что говорил с генералом… Они поставят людейу офиса и будут присматривать за вашим подъездом. Соответственно я усилилохрану по плану «Броня»…

— Благодарю за службу, — сказал Петр. —Пойдемте-ка взглянем на комнату…

Он умышленно пропустил Земцова вперед — план здания как-тостерся в памяти, Петр уже не представлял, как попасть в плановый отдел.