Джоана сидела на скамеечке перед баней, расслабленно прислонившись спиной к бревенчатой стене. Голова у нее слегка кружилась после парилки, тонкая льняная рубаха приятно облегала тело. Щедрое майское солнышко заливало ярким светом полянку перед баней, поросшую ярко-зеленой молодой травой, и окружавшие ее кусты и деревья, сплошь покрытые белыми и розовыми цветами, источали тонкий чарующий аромат. Банька располагалась на краю сада, росшего в обширной пригородной усадьбе боярина Ропши. Джоана еще не успела выучить названия этих садовых деревьев, но они ей ужасно нравились. Ей нравился и этот сад, по английским меркам — дикий и запущенный. Но именно в этой дикости как раз и состояла его прелесть, составлявшая разительный контраст с симметрией и холодной чопорностью английских парков. Джоана улыбнулась, вспомнив, что Михась в Англии больше всего восхищался именно этой ухоженностью растительности вокруг замков. Естественно, что наше воображение более всего поражают доселе невиданные вещи. Русь с ее просторами потрясла душу юной английской леди, особенно на нее произвели впечатление бескрайние снежные равнины, по которым ей довелось путешествовать зимой. Джоана боялась холода. В ее родной стране снег выпадал лишь на короткое время, а в остальные зимние дни серый пейзаж, состоящий из голых деревьев и покрытых мокрой или мерзлой грязью полей, над которыми клубился сырой туман, навевал тоску и уныние. Джоана укутывалась в меха, приказывала разводить огонь во всех каминах, но все это помогало плохо. Промозглый сырой воздух, казалось, застревал в легких, превращаясь в мерзкую слизь, и очень скоро вызывал простуду и насморк. Джоана постоянно кашляла и сморкалась, хлюпая красным распухшим носиком. А здесь, на Руси, среди ослепительно искрящихся на солнце огромных белоснежных сугробов, даже в самые трескучие морозы она ни разу не чихнула. На ее щеках горел здоровый румянец, какой не наведешь даже при помощи самых дорогих притираний, доступных только самым знатным придворным дамам. В деревянных русских теремах, на первый взгляд слишком тесных, с низкими потолками, постоянно царили тепло и уют, что резко отличало их от огромных залов каменных замков, холодных и сырых. Как замечательно с морозца, после катания на тройке по пушистому снегу, вбежать в жарко натопленные палаты, прижать ладони к теплому белому боку русской печки, отведать горячего ароматного сбитня! Джоана была бы совершенно счастлива простым и глубоким человеческим счастьем, если бы рядом с ней был Михась.

Михась… Они разыскивали его уже полгода и не нашли… ни живого, ни… Нет! Он жив, она это чувствует, ощущает всем сердцем, потому и находится в этой стране, ставшей ей уже почти родной, и не собирается ее покидать, покуда не разыщет любимого человека.

Дверь бани распахнулась, и оттуда вывалилась Катька. От ее порозовевшей мокрой кожи валил пар. Девушка совершенно не стеснялась своей наготы, поскольку, во-первых, баня стояла в укромном уголке, а во-вторых, чего ж ей стесняться-то! Катька была прекрасна, как греческая богиня. Джоана не раз видела в королевском дворце и в замках богатых вельмож мраморные статуи и картины флорентийских художников, возрождающих искусство Древней Эллады и воспевающих красоту человеческого тела. Катька словно сошла с этих полотен. Английские леди были в основном бледные и худощавые, совсем не похожие на греческих красавиц с их плотными, почти атлетическими телами и округлыми формами, и наверняка сестренка Михася, попади она на родину Джоаны, разбила бы сердца не одной сотне джентльменов.

Катька с разбегу плюхнулась в небольшой пруд, выкопанный на протекавшем мимо бани ручейке, поплескалась, ухая и ахая, в прохладной водичке, грациозно выбралась на берег и уселась на скамейку рядом с Джоаной, счастливо улыбаясь:

— Хорошо, сестренка!

— Хорошо, Кэт! — искренне улыбнулась в ответ Джоана.

Они помолчали некоторое время. Потом Катька вздохнула, выпрямилась, ее лицо приобрело серьезное и сосредоточенное выражение, и она перешла к обсуждению главного для них обеих дела.

— Завтра снова пойду в Разбойный приказ с прошением да подношением. Там много матерей, жен и сестер тех, кто без вести сгинул, по утрам толпится возле крыльца. Надеются, что отыщутся их мужья, сыновья и братья среди тех, кого стража в острог забрала. Или, не дай Бог, среди мертвых тел, кои после ночных дозоров на стражницкий двор для опознания привезли. Раненых, что без памяти, стражники тоже по дорогам часто собирают, да в монастырские больницы везут. Приметы тех раненых иногда записывают. Ежели к подьячему с хорошим подарком подойти, то можно списки с приметами не только по Москве, но и из окрестных сел и городков за год посмотреть. Остроги-то я уже все обошла, теперь вот настал черед больниц монастырских. Хотя сейчас, конечно, розыск вести труднее будет: Москва беженцами переполнена. Ходят слухи, что вскоре под самые стены столицы ордынский набег дойдет. Двести лет у нас такой беды не было. А все потому, что царь наш с Засечной черты войска снял, решив, что он с турецким султаном сумел взаимовыгодный договор заключить. — Катька с досадой пристукнула кулаком по скамейке. — А ведь дружинники наши в прошлом месяце на эту самую Засечную черту ушли. Что с ними, где они сейчас? Конечно, Разик и Желток охулки на руку не положат, да все равно за них душа болит… Вот такая наша с тобой, сестренка, женская доля: сидеть и ждать витязей, на войну ушедших.

Катька, лихой боец особой сотни дружины Лесного Стана, пригорюнилась совсем по-бабьи, опустив голову, подперла щеку ладонью. Впрочем, возможно, это она просто входила в образ, репетировала свой завтрашний разговор с подьячим. Уже через минуту Катька пружинисто вскочила со скамьи, потянулась, подняв руки вверх и разведя их в стороны, а затем резко бросив вниз круговым движением.

— Ничего, сестренка, прорвемся! — произнесла она любимое присловье леших и внезапно сменила тему разговора: — А ты вообще молодец! У тебя все здорово получается!

— Спасибо, Кэт! — ответила довольная похвалой Джоана, поняв, что Катька имеет в виду их занятия рукопашным боем.

Во время оперативных мероприятий по розыску Михася Джоане не один раз довелось участвовать в сшибках с отдельными лицами и целыми коллективами, прельстившимися видом двух красных девиц, вознамерившихся заманить их в ловушку и силой заполучить в свои объятья под предлогом предоставления информации о судьбе брата и жениха. Впрочем, в этих сшибках Джоана исполняла исключительно роль приманки, и, когда дело доходило непосредственно до рукопашной, она забивалась в угол, чтобы не мешать Катьке. Однако Джоана была девушкой смелой, в ее жилах текла кровь десятков поколений отважных рыцарей, и она совсем не желала прятаться по углам во время боя. И однажды на привале, за ужином у костра, она сказала об этом Катьке.

— Кэт, я — наследница благородных рыцарей и с детства обучена не только верховой езде, но также фехтованию на рапирах и владению кинжалом.

Катька внимательно посмотрела на подругу, улыбнулась и ласковым голосом, каким разговаривают с маленькими детьми, произнесла:

— Джоаночка, сестренка, ну где я тебе здесь, на Руси, рапиру-то найду? У нас народ грубый, неотесанный, с благородными рыцарскими обычаями не знаком и не рапирами, а саблями да дубинами машет. Приведу тебе один пример. Случилось как-то на Руси триста лет назад Ледовое побоище на Чудском озере. Основатель нашего Лесного Стана, великий князь Александр Невский, бился там с Тевтонским орденом. Так вот, в этом одном сражении было убито столько же рыцарей, сколько во всей Столетней войне Англии и Франции.