шансы на интервью. Я сейчас занят, — я указал на Дарью и увидел, как моментально изменился взгляд Эльвиры, так как она увидела соперницу. — Давайте как-нибудь потом, хорошо?

— Конечно-конечно, — шатенка вновь стала томной и обходительной. — В любое время дня и, разумеется, ночи, — она улыбалась, не понимая, что на меня такие приёмы не действуют. — Как с вами связаться?

— Запишите мой телефон и позвоните… — я подумал, что завтра у меня игра, а потом выходные. — В понедельник, — и продиктовал цифры.

— Какая она назойливая, — проговорила Дарья, когда репортёрша удалилась. — Как будто что-то от тебя хотела. Кроме интервью.

* * *

Альберт Эдгарович Озеров понимал, что постепенно лишается разума, и от этого болеть ему было вдвойне плохо. В минуты просветления он держался за своё состояние всеми силами, надеясь не свалиться снова в беспамятство. Но приходил сон, и в нём что-то происходило такое, что сознание Альберта Эдгаровича помутнялось.

Так проходили дни, иногда недели, пока разум вновь не прояснялся, и старик снова не пытался растянуть это время на более долгий срок. Эта борьба слишком вымотала его, и он уже некоторое время хотел, чтобы всё прекратилось.

Придя в себя в очередной раз, он понял, что нужно действовать. Но перед тем…

Он позвал младшую дочь. Когда она пришла, он сказал ей тем тоном, что разговаривал с ней когда-то давно, когда был полностью здоров.

— Ксюша, дорогая моя, пошли, пожалуйста, за семейным поверенным.

— Да вы что, батюшка, — она бросилась ему на грудь, полагая, что он собирается умирать. — Какой поверенный? Зачем.

— Ксюш, мы оба знаем, что я не молодею. Да и болею. И страдаю. Ты же не желаешь мне мук вечных? — он говорил спокойно и тепло, как любил говорить с нею ещё тогда, когда по воскресеньям готовились блины, а маленькая Ксюша учила буковки в книжках.

— Конечно нет, — ответила она, чувствуя, что слёзы подступают к глазам, но пыталась не разреветься. — Я желаю выздоровления вам.

— Мы оба в курсе, что это такое, правда? — проговорил Альберт Эдгарович и взял руку дочери. — Так что вызывай поверенного, будем писать. Пока я в сознании, будь оно неладно.

— Но…

— Выполняй! — мягко, но властно проговорил отец.

— Игорь вернулся, представляешь? — уже в дверях проговорила Ксения Альбертовна. — Он уже приезжал нас с тобою навестить. Хочешь, я и его позову, а?

— Дочь, я сейчас пока в силе, но может пройти два-три часа, меня сморит, и мы уже не увидимся, — он старался говорить это так, чтобы не было похоже на жалость к себе. — Я очень рад за Игоря, мы правильно сделали, что помогли ему деньгами. И я с удовольствием увижусь с ним. Но в следующий раз. А сейчас, пожалуйста, вызови поверенного.

— Хорошо, батюшка, — Ксения Альбертовна склонила голову, чтобы скрыть набежавшие слёзы.

* * *

— Смотри, — Дарья Строгова достала свой смартфон и, пододвинувшись ко мне, показывала возможные варианты. — Вариантов с землёй и домом на ней просто нет. Даже не ищи. Последняя сделка подобного вида была лет пятнадцать назад. А так все свои имения в карты проигрывают-выигрывают. Только так обмены происходят.

— Хорошо, — ответил я, вдыхая чудный аромат девичьих волос. — Тогда на что мне надо обратить внимание?

— Есть отдельно земля, тут выбор плюс-минус присутствует. И отдельно дома. Что могу сказать, при всём том, что Смоленск — город немаленький, вариантов не много. А точнее — три.

— Так, что по земле? — поинтересовался я, пододвигаясь к ней и надеясь, что это будет смотреться естественно.

— Ой, ну то, что тебе предложат в первую очередь — вот, неплохой кусок земли, в черте города, с коммуникациями, — весь её тон и вид предполагали подвох, и соответственно я не удержался.

— И что не так с этой землёй? — спросил я, поворачиваясь к ней и понимая, что, несмотря на то, что мы достаточно близко, она не отодвигается от меня.

— Дело в том, что тут недавно снесли древнее кладбище, а землю муниципалитет выставил на торги, — ответила она, разводя руками в своей милой манере. — Зато соседи тихие и не буйные, — усмехнулась она.

— Ну, это до первого некроманта, — ответил я ей в тон, и она снова засмеялась.

— Что же по домам, вот эти три варианта, — она пролистала передо мной фотки со всех возможных ракурсов. — Первые два — чистая провинциальная пастораль — резные наличники, ставенки, петушки на коньке. Двухэтажные домики с палисадами и шторки на окнах. Своей земли немного, до пяти соток, но есть неоспоримый плюс: заезжай и живи.

— А третий? — заинтересовался я. Очень уж фактурно выглядели фотографии.

— А последний вариант — самый центр, трёхэтажный особняк, — тут она осеклась, улыбнулась и продолжила. — Но с историей.

— Почему до сих пор продаётся? — спросил я, чувствуя подвох.

— Цена за здание — высока, потому что центр, но продать сложно именно из-за шлейфа негатива, — она снова хихикнула, но прикрыла рот, вдохнула и продолжила: — Бывший лучший бордель в городе!

«Папу удар хватит, — тут же вмешался Игорь. — Если мы его купим».

«Отлично, — ответил я, — значит, тем более надо брать».

Глава 12

— А мы можем его посмотреть? — поинтересовался я у Дарьи Строговой, разглядывая в её смартфоне фотографии величественного особняка, стоящего на фоне кремлёвской стены. — Словно манит.

Девушка посмотрела на меня со странной смесью надежды и неверия в собственную удачу.

— Вы действительно купите что-то? — удивилась она, откидываясь на спинку стула. — И мне не придётся искать новую работу?

— Если мне понравится, дорогая моя, обязательно куплю, — ответил я, одновременно с этим заказывая счёт.

Мне нравилось, как эта девушка реагирует на мои поползновения успокоить её. Она действительно расслабилась и раскрепостилась, как я и хотел. В отличие от той же Эльвиры Оболенской она не вызывала желания отгородиться и сбежать.

Скорее, наоборот, была в ней та незримая женская магия, которая с каждой минутой притягивала всё больше. И хотелось находиться рядом с этим человеком как можно дольше.

Окончание нынешнего дня по праву можно было смело признать самым душевным на Земле.

Мы