Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К сожалению, ей. Она вернулась к копиям следственных материалов, еще раз просмотрела те два дела, которые она знала лучше всего, — дело Добблер и дело Солиса — в надежде обрести озарение, но не обрела.
Так и мучилась, пока еще раз не прочитала отчет коронера о Корал Лэнгдон, той, что прогуливала собачку. Она увидела там то, на что прежде не обращала внимание. Имелся вещдок — маленький пучок шерсти. Он прошел лабораторный анализ.
На одежде Лэнгдон обнаружили два типа собачьей шерсти. В окончательном заключении об этом не упоминалось. Патологоанатом счел это неважным. Возможно, так оно и было.
Присутствие шерсти кокапу было неудивительно. Маленькую Бренди убили вместе с хозяйкой.
«Глупая маленькая собачонка. Мир — это мой туалет».
Наряду с кудряшками цвета шампанского, прилипшими к красному кашемировому кардигану Корал и к ее черным хлопчатобумажным брюкам восьмого размера от Анны Клейн, криминалисты сняли меньшее, но все-таки значительное количество прямых грубых волосков.
Короткие, темно-коричневые и белые. Собачьи. Анализ на ДНК не делали и породу не определяли.
Да и кому это придет в голову? Можно было найти множество объяснений, в том числе то, что у Корал Лэнгдон было две собаки. Хотя, если верить делу, другой собаки у нее не было. Детектив Ширли Леон, скорее всего, не придала значение дате — 28 июня — но Ширли была собачницей: у нее было три афганских борзых, а потому она наверняка обратила бы внимание на наличие второй собаки.
Возможно, маленькая Бренди общалась с мохнатым приятелем, подцепила его шерсть и перенесла на Корал.
Возможно также, что бездомная собака набрела на трупы и подошла их обнюхать.
Не исключено, что Корал Лэнгдон, прогуливаясь поздно вечером по Голливудским холмам, в компании крошечной собачки, от которой невозможно было ожидать защиты, повстречалась с другим собачником.
Они остановились, принялись говорить о собаках. Собачники все такие: привязанность к животным вызывает у них взаимный интерес.
Собаки могли служить хорошей приманкой для злоумышленников. Петра вспомнила случай, над которым работала в начале карьеры. Вор, приятный на вид парень — как же его звали? — всегда водил с собой неуклюжего семидесятифунтового бульдога… Монро. Она вспомнила кличку собаки, но не имя владельца. В чем там было дело?
Парень приглядывался к женщинам, приезжавшим на парковку на роскошных автомобилях последней модели. Как только они выходили из машины, он проходил мимо, держа на поводке Монро. Женщины бросали взгляд на курносую сморщенную собачью морду и таяли. Тут же вступали в разговор. Молодой человек — Льюис или как там его — разыгрывал роль истинного собачника, хотя на самом деле Монро принадлежал его сестре. Женщины ворковали над терпеливо выдерживающим их ласки животным и отходили в полном восторге. Половина из них забывали запереть машины и/или включить сигнализацию.
Итак, присутствие собаки всегда внушает доверие к ее владельцу.
Петра думала, как могло все произойти у Лэнгдон. Мужчина с собакой — белый, вполне добропорядочный — тот, кто не выглядел неуместно на Голливудских холмах, — выходит на тихую улицу.
Корал со своей кудрявой собачкой, мужчина — с собакой побольше. Собака неопасная, какой-нибудь питбуль. Короткая темно-коричневая шерсть с примесью белых волосков. Возможно, это пойнтер или помесь.
Какая-нибудь спокойная и не грозная собака.
Петра придумывала сценарий, представляла себе, как Корал и неизвестный собачник остановились поболтать. Возможно, посмеивались над мохнатыми любимцами, обменивавшимися любезностями.
Говорили, что собаки часто похожи в своих повадках на людей.
Корал — одинокая, но здоровая и моложавая — могла благосклонно отнестись к мужскому вниманию. Возможно, пофлиртовала или даже обменялась телефонами. При трупе Корал никаких записей с телефонными номерами обнаружено не было, но это ничего не значило. Собачник мог забрать их, когда работа была закончена.
Его работа.
Приятная беседа закончилась.
Корал и Бренди повернулись, чтобы уйти.
Бумс.
Удар сзади. Как и все остальные. Трус. Расчетливый, изворотливый трус, не желающий смотреть в лицо своей жертве.
«Креативно». Так бы назвал это Майло Стеджис. Его любимый эвфемизм, который он употребляет, если дело застопорилось.
Петре хотелось бы знать, что он обо всем этом думает. И Делавэр — тоже.
Она раздумывала, позвонить ли им, когда к ее столу подошла Кирстен Кребс и сунула ей под нос квиток телефонного разговора.
— Он что, повесил трубку? — спросила Петра.
— Это не тот, которого вы просили соединить с вами, — сказала Кребс. — Но, поскольку вас так интересуют ваши сообщения, я принесла его вам лично.
Петра схватила листок. Три минуты назад звонил Эрик. Своего телефона он не сообщил.
Она прочитала на листке сообщение, написанное корявым почерком Кребс.
«Не верь тому, что увидишь в новостях».
— Понятия не имею, что это значит, — сказала Кребс. — Говорил он как-то странно.
— Он детектив из нашего участка.
На Кребс это впечатления не произвело.
— Вы сказали ему, что меня нет? — спросила Петра.
— Он был не тот, о ком вы говорили, — настойчиво сказала Кребс.
— Черт… — Петра перечитала записку. — Ладно. Можете идти.
Кребс уперла руки в бока, выставила ногу, втянула щеки.
— Если вас интересуют выборочно какие-то определенные сообщения, то дайте мне подробную инструкцию.
И с достоинством удалилась.
«Не верь тому, что увидишь в новостях».
Петра пошла в раздевалку, где был старенький телевизор.
Стационарный приемник стоял на подоконнике. Петра включила его, стала переключать каналы, пока не нашла местную станцию.
Региональные новости, ничего, даже отдаленно напоминавшего Ближний Восток.
Да, может, Эрика там сейчас нет?
«Не верь…» Ладно, все нормально, он позвонил, значит, не о чем беспокоиться.
Почему же он не настоял, чтобы его с ней соединили?
Потому что он этого не хотел. Плохая ситуация? Что-то, о чем он не мог говорить?
Стучало сердце, болел желудок. Она заторопилась назад, в комнату следователей. Барни Флейшер сидит за своим столом, па плечи накинута спортивная куртка. Что-то бормочет и аккуратно складывает в стопку газеты.
— У нас можно где-нибудь посмотреть «Си-эн-эн»?
— Я предпочитаю «Фокс ньюс». Честно, сбалансированно и все такое.
— И все же?
— Самое близкое место — «Шеннон».