— По правде говоря, я еще не решила. Кузина вытаращила глаза от удивления.

— Но лорд Спинтон будет там! Это будет прекрасная возможность встретиться, и мистер Шеффилд не вмешается со своим расследованием.

Октавия уложила толстый слой джема на очередную булочку.

— Что ж, это уже сам по себе достаточный повод поехать туда. — Она сунула булку в рот.

На этот раз Беатрис обратила внимание на ее тон:

— Что-то ты сегодня раздражительна. Продолжая жевать, Октавия лишь лицемерно улыбнулась.

— Что-нибудь случилось? Тебя что-нибудь раздражает?

Не могла же она сказать кузине, что ее мучает ревность. Не из-за того, что кузина провела обворожительный вечер со Спинтоном. Она ревновала к тому, что Беатрис пообщалась с представителем противоположного пола и не стала читать себе моралей по поводу распутного поведения.

— Норт хочет узнать имена покровителей матери. Он считает, что это может дать ключ к разгадке.

Беатрис кивнула так, словно все поняла. Хотя навряд ли.

— Представляю, как тяжело открыть грустные факты из своей жизни, о которых лучше забыть.

Октавия насупилась:

— Я не стыжусь ни своей матери, ни своего прошлого.

— Конечно, нет! Я ни в коем случае этого не подразумевала.

Однако тон кузины говорил другое — она подразумевала именно это. Октавия решила оставить ее слова без внимания. Если начать спорить, Беатрис поймет, что иногда Октавия завидует тому, как мать обращалась с мужчинами. Мать была очень щепетильна при выборе любовников, в какой-то момент отдавая предпочтение только одному мужчине из толпы поклонников, которые пытались добиться ее благосклонности. Любила ли она кого-нибудь из них, так и осталось загадкой, но, насколько было известно Октавии, они были добры к матери. Да, было стыдно оттого, что мужчины «поддерживали». Но зато не приходилось голодать. До сих пор она завидовала почти «нормальному» дому Норта. Тот знал своего отца, чего Октавия была лишена. И еще он безраздельно владел вниманием своей матери. Октавии тоже хотелось этого.

Нет, ей не было стыдно. Причина, по которой она ощущала стыд, заключалась в ней самой. Как можно судить собственную мать, когда она сама ведет себя со Спинтоном как продажная женщина? Он получит ее тело, а она станет графиней — супругой богатого человека. Это будет обмен товарами и услугами, а не замужество. Не настоящее замужество.

— Ладно, — сказала она, не желая больше копаться в собственных мыслях. — Пора приниматься задело. День пропал.

Беатрис вскинула брови.

— Тебе помочь? «О Господи, нет!»

— Спасибо, но лучше я займусь сама. — Беатрис заметно успокоилась. — Кстати, а ты чем собираешься заниматься?

Беатрис смутилась:

— О! Э… Меня пригласили на чай во второй половине дня.

Это Спинтон, вне всякого сомнения. Наверное, Беатрис отправляется на встречу с его мамашей. Остается надеяться, что старая клюшка будет с кузиной любезнее, чем с Октавией. Может, даже попытается уговорить своего сына жениться на Беатрис.

Пожелав кузине приятно провести вечер, Октавия развернулась и вышла из столовой.

Когда в последний раз Спинтон приглашал свою невесту выпить чаю с ним и с мамочкой? Наверное, неделю назад. Каждый раз у Октавии находилась какая-нибудь уважительная причина избегать таких встреч. Старушенция была настоящей гадюкой, упакованной в шелка.

Приподняв юбки, Октавия двинулась вверх по лестнице. Ей вдруг пришла в голову мысль, что Беатрис, вероятно, единственный человек, который сможет ужиться с матерью Спинтона. Кузина мила и очаровательна. Никто, включая будущую свекровь Октавии, не обнаружил бы в Беатрис никакого изъяна.

Октавия совершенно точно знала, где хранится сундук, оставшийся от матери. Поэтому не потребовалось много времени, чтобы найти дневники, — прекрасное средство избавиться от мыслей о Норте.

Октавия быстро листала страницы, пока не наткнулась на место, в котором мать описывала свой приход в театр. Имя каждого мужчины, который упоминался в романтическом контексте, Октавия выписывала отдельно. Слава Богу, таких набралось немного. Чтение дневников затянулось. Ее внимание привлекали то мысли, которые высказывала мать, то какие-то впечатления, и вскоре чтение превратилось не в поиск сведений, а в попытку ощутить свою близость к ней.

Бедная, любимая мамочка! Она торговала собой, чтобы обеспечить себе с дочерью достойную жизнь. Гордость мешала ей попросить свекра — деда Октавии — о помощи? А согласился бы старый граф оказать помощь, если бы она попросила? Хотя Октавия и любила старика, он отнюдь не был святым. Возможно, мать боялась, что он заберет у нее Октавию. Тем более что, будучи пэром, он мог такое устроить.

На лестнице послышались шаги. Потом раздался стук, и служанка просунула голову в приоткрытую дверь.

— Прошу прощения, миледи, приехал лорд Спинтон.

Ага, наверное, чтобы забрать Беатрис. Неужели прошло так много времени? Значит, она пробыла здесь по меньшей мере два часа.

— Спасибо, передай ему, что я сейчас спущусь. Октавия положила материнские дневники в сундук и опустила тяжелую крышку.

Спинтон ждал в гостиной то ли ее, то ли Беатрис. Или их обеих. Он выглядел безупречно в светло-коричневых бриджах и утреннем сюртуке темно-синего цвета. Его рыжеватые волосы были тщательно завиты, галстук повязан безукоризненно, подбородок идеально выбрит. У него никогда не торчала щетина. Борода ведь сущее варварство!

А у нее-то какой видок сегодня!

— Доброе утро, Спинтон.

Он обернулся. Приветливое выражение сменилось неудовольствием.

— Ты выглядишь как поломойка. Октавия пожала плечами:

— Я делала уборку. — Правду говорить не хотелось. Может, она все-таки стесняется своей матери.

Или, может, просто не хочется заступаться за мать перед человеком, который совершенно не знал ее и не имел права судить.

Он очень удивился:

— У тебя же есть слуги.

— Иногда мне нравится все делать самой. — Сможет он понять ее? — А тебе, Спинтон, неужели это не нравится?

Он посмотрел на Октавию так, как будто у нее выросла вторая голова.

— Ты не говорила, что любишь копаться в грязи. Что тут скажешь? Да, ей нравилось обливаться потом, нравилось, как тело пышет жаром от физических нагрузок.

— Когда мы будем заниматься любовью, ты станешь настаивать, чтобы мы Делали это в темноте и чтобы я оставалась в ночной сорочке, задрав ее до пупа, а ты будешь с головой накрываться простыней, да?

Бедный Спинтон чуть не рухнул. Он зашипел и забрызгал слюной.

— Господи, что за вопросы такие! Октавия пожала плечами:

— Очень честные.