Октавия с трудом проглотила комок.

— О том, что это значило… Для нас обоих. — Та ночь изменила ее. Изменила ее чувство к Норту. А он? Он тоже изменился? Вот что ей хотелось узнать. Значила ли для него та ночь так же много, как для нее?

— Говорить о том, как все происходило, мне кажется, намного интереснее.

Октавия была слишком взволнована, поэтому не сдержалась, когда поняла, что он дразнит ее.

— Осел!

Он тихо засмеялся. И веселье на его лице сменилось нежностью.

— Это была самая запоминающаяся ночь в моей жизни. И я не забуду ее, не забуду тебя до конца моих дней.

Не забудет? До конца дней? О, как долго она ждала, чтобы услышать это. Но откуда такая грусть? Почему нет радости?

— Я тоже.

Норт криво усмехнулся:

— Тогда, значит, и обсуждать нечего. Нет, есть.

— Норри, я о прошлой ночи…

— Считай, что это вино виновато. Сделай вид, что была немного не в себе, я сделаю вид, что поверил, и мы оба обо всем забудем.

Звучало разумно. И как-то бесчувственно. — Но…

Он остановил ее. У него было такое лицо, что она и сама бы замолчала.

— Ты мой самый лучший друг, и я готов для тебя на все. Но если мы будем продолжать так и дальше, я наплюю на все, кроме того, что ты женщина, а я мужчина. Ты же не хочешь, чтобы это случилось. Не здесь. И не сейчас.

Даже простое глотательное движение потребовало немыслимых усилий.

— Согласна.

Он вздохнул. С явным облегчением.

— Хорошо бы мне получить список любовников твоей матери. Как ты думаешь, сумеешь составить?

— Вполне. — Она нахмурила брови. — Только зачем? Норт поскреб подбородок.

— Мне хочется сравнить его со списком клиентов, который подготовит хозяин лавки. Если твоему обожателю действительно известна правда о твоем прошлом, тогда существует шанс, что он либо один из ее покровителей, либо как-то связан с ними.

Ей захотелось защитить свою мать.

— Вообще-то никакого списка не будет. Мать была очень разборчива, если не сказать осторожна.

— Я знаю. — Он это сказал с сочувствием? Ему было известно, что Октавия терпеть не могла материнских «приятелей». Он знал, как она завидовала, что у его матери только один мужчина. — Хотя большинство не догадывается.

— Но ты-то знаешь? — Октавия не могла не спросить. Необходимость отплатить за его чертово понимание была слишком велика.

Норт слегка наклонил голову, внимательно глядя на Октавию. Его глаза замечали все и ничего не выдавали в ответ.

— О чем думаешь?

Ей не нужно было ни о чем думать. Октавия отвела глаза.

— Всю жизнь мама вела дневник. Я покопаюсь в нем и как можно скорее подготовлю список.

— Спасибо.

Не смотреть на него было еще невыносимее, чем встречаться с его ледяными глазами. Она повернулась к нему спиной.

— Очень сожалею, что пришлось вызвать тебя на откровенность, Норри.

— Я знаю. — Он дотронулся до ее щеки. Ощущение от прикосновения было острым, чуть ли не болезненным. — Мне понятно, о чем ты думаешь, Ви.

— Неужели? — Октавия и сама не понимала. Норт опустил руку.

— Я сам думаю о том же. То, что нас тянет друг к другу, — это память о той пленительной ночи, стремление повторить ее или что-то совсем другое?

Он все знал. Он все понимал.

— Не знаю.

— Вот и я тоже. — В его улыбке была печаль. — Но это ничего не меняет. Ты по-прежнему моя дорогая Ви, и, даже если ты ни с кем не свяжешь себя, я никогда не потребую от тебя ничего, что может вызвать непредсказуемые последствия.

Последствия! О да, Октавии хорошо известно, что это такое. Вся ее жизнь состоит из сплошных последствий.

Последствием было, что Октавия влюбилась в него. Последствием было и то, что ей не нужен был никто другой. И то, что хотелось большего. Одного раза было слишком мало. Это лишь разожгло в ней аппетит.

— Мне нужно идти, — вдруг объявил Норт, отрывая ее от греховных мыслей. — Увидимся позже.

Куда он собрался? И почему уходит так скоро?

— Хорошо.

Уже пройдя половину комнаты, Норт обернулся. Лицо было задумчивым.

— Почитай что-нибудь другое. — Он кивнул на книгу на столе.

Октавия покачала головой:

— Почему? Я думала, тебе нравится Шекспир.

— Нравится. Но тебе, наверное, нужно что-нибудь со счастливым концом.

Почему со счастливым? Если на, то пошло, он больше склонен страдать от угрызений совести, чем она. Что он вообще знает о счастье?

— Я верю, что Ромео и Джульетта в конце концов соединятся.

Его сочувственная улыбка все-таки была полна превосходства.

— Люди из разных миров никогда не соединятся, Ви. Даже на небесах.

Сердце ухнуло вниз.

— А если сначала они были в одном и том же мире?

Ответа не последовало. Норт уже исчез.

На следующее утро Октавия проснулась с головной болью и не отдохнувшей. Несмотря на обещание, Норт вчера так и не вернулся. Остаток дня она провела, вспоминая, что они наговорили друг другу. Даже в полудреме в голове крутились его слова и картины из прошлой жизни, отгоняя сон. Так что выспаться не удалось.

Кофе не улучшил настроения. Не помог и плотный завтрак, который прошел в компании Беатрис. Все разговоры кузины сводились к тому, как мило она провела время со Спинтоном. Упоминание о будущем женихе вдруг почему-то резануло Октавию. Непонятно — почему?

— О, Октавия, — щебетала Беатрис, — ты никогда не говорила, что лорд Спинтон может быть таким обворожительным.

Обворожительным? Спинтон? От сочетания этих двух слов стало даже как-то не по себе.

Октавия намазала клубничный джем на булочку с изюмом.

— Должно быть, я просто забыла об этом упомянуть.

Ее сарказм не дошел до кузины. Все так же восторженно улыбаясь, Беатрис осторожно поставила тонкую фарфоровую чашку на блюдце.

— Должно быть, так. У тебя слишком много забот.

Ну вот! Теперь Октавия испытала угрызения совести. Если бы она сидела молча, Беатрис наверняка поняла бы намек и тоже замолчала.

И та замолчала. Правда, ненадолго. После нескольких минут блаженной тишины Беатрис заговорила снова:

— Ты ведь собираешься завтра присутствовать на благотворительном вечере в Воксхолле.

Вздохнув, Октавия опять принялась за джем. Одно из двух: либо джем, либо она засунет булку в тарахтящий рот Беатрис.