— Не извиняйтесь, я и сам ещё не привык к новому званию. А что, — он вновь заинтересованно глянул на Анри, — долго ли продержится краска? Или это сродни женской пудре, и сходит при первом же умывании?

Ирис не выдержала.

— Продержится не меньше месяца, — сказала с обидой. — Это же настой из мягкой скорлупы грецкого ореха, он превосходно красит!

И тут серьёзнейший маршал Модильяни, доверенное лицо герцога Эстрейского, расхохотался, как мальчишка. Потом весело подмигнул Анри.

— Придётся кое-кому подождать со встречей. Иначе, боюсь, она получится чересчур… пикантна, я бы сказал… Поговаривают, что в прадедах у Валуа были мавры…

Заметив очередное непроизвольное движение матери к сыну, сменил тон.

— Аннет, успокойтесь, бога ради! Если я говорю о безопасности, то, клянусь, никакого иного смысла в моих словах нет. Подвоха тоже не ждите. Поймите, нынче совсем иные обстоятельства, чем семь лет назад. Вы нужны… Ему.

Аннет лишь сердито сверкнула глазами в прорези никаба и молча вновь прижала к себе мальчика.

Старая обида всё ещё жила в сердце.

Всего лишь ночь была у них с королём Генрихом, единственная ночь, полная страсти и невыносимой нежности… Ещё не зная, ктоон, раз и навсегда потеряв голову от господина Анри, как его здесь называли, дабы не раскрывать инкогнито, Аннет, догадываясь, конечно, что судьба свела её с человеком могущественным, знатным, и, являясь девушкой практичной, без излишних романтических бредней в голове, понимала, что будущего у них с таинственным незнакомцем не будет. Кто она, безвестная трактирщица, ныне — помощница кастелянши в Гайярде, и кто — этот загадочный, уставший от тягот жизни и измен, рыцарь? Между ними — пропасть…

Но у неё оставалось то, чего не отнять никому: память. О восхитительной ночи, полной любви, о ночи, ради которой теперь не жалко было даже нескольких лет, прожитых с постылым глуповатым мужем; ведь останься она на отцовском корабле — и никогда не встретила бы в надоевшей до чёртиков придорожной гостинице капитана Винсента, не согласилась бы от скуки помогать ему в некоторых секретных поручениях, не попала бы сюда, в Гайярд, не встретила бы господина Анри, не осознала бы всем сердцем, что есть она, любовь, та самая, про которой даже в Писании сказано: «И стрелы её — стрелы огненные»… Что ж, пусть — разлука, пусть — навсегда, но никто и никогда не отнимет у неё той ночи…

А потом оказалось — могут и отнять.

Уставший от дворцовых интриг рыцарь решил, видите ли, о ней так своеобразно позаботиться. Понимая, что при дворе фаворитка-простолюдинка не выживет, раз уж однажды его недруги подняли руку на саму королеву, а потому приказал, чтобы маги-менталисты почистили ей память, напрочь стерев всё, что с ним, Анри-Генрихом, связано… Дурак. Он, видите ли, тоже проникся светлым чувством. Видите ли, желал ей добра и счастья. И даже распорядился выдать замуж за достойного человека, дворянина, а ежели от ночи страсти родится королевское дитя — вырастить его в самом Гайярде, под опекой герцога Эстрейского. И герцог обещал, что всё исполнит. Не в службу, а в дружбу, как говорится…

Эти мужчины думали, что знают, как для неё, Аннет, полезнее. А то, что женщине, порой, лучше жить с сердцем, полным боли, чем с пустым и холодным — и не задумывались.

Может, так и впрямь было бы лучше, если рассуждать здраво. Сейчас, по истечении стольких лет, Аннет невольно задумалась. Что, если, не помня Генриха, она спокойно куковала бы замужем… да за тем же душкой-Винсентом, как она когда-то за глаза его называла? Стала бы важной особой, и дом у неё был бы не беднее замка маркиза де Клематиса, и сына она так же обожала бы, да глядишь — родила бы ещё малышей… Капитан… маршал Винсент — человек чести, и, уверена, за всё это время ни разу не попрекнул бы ни происхождением, ни, разумеется, чужим ребёнком. Может, ей затёрли бы память и о первом замужестве, и сочинили бы приличную родословную, чтобы для всего света она казалась бы достойной парой молочному брату герцога…

И всю жизнь она провела бы в благополучном неведении и во лжи.

Нет.

Во-первых… что сделано, то сделано.

Во-вторых, она ни о чём не жалеет. И счастье её с маленьким Анри, хоть и выстраданное, но заслуженное. Вот только…

— Я ему, видите ли, нужна… — пробормотала. — А он? Он нам нужен? Если даже из-за сходства с ним мы угодили в этакую передрягу, то что же будет, если все узнают… Нет, господин Винсент, я не хочу сейчас об этом говорить.

— Правильно, — всё с той же благожелательной интонацией кивнул бывший капитан. — Сейчас — не время для принятия решений вообще. Отдохнёте, успокоитесь, придёте в себя… Если помните, Аннет, Гайярд — это крепость. Вы можете обороняться в ней, сколько угодно, и будьте уверены, силой вас оттуда никто не вытащит. Знаете, почему? — Губы капитала тронула лёгкая улыбка. — Открою государственную тайну. Потому что за вас горой стоит герцогиня Марта. Тс-с, я вам ничего не говорил! Но это значит, что как бы не бесился Ген… тот, кого мы подразумеваем, как бы не желал его светлость герцог сохранить с ним тёплые отношения — будет так, как захочет герцогиня. Рано или поздно, так или иначе.

Ирис слушала, не дыша, и даже Кизилка на её коленях, казалось, приглушил тарахтение и заинтересованно поднял голову. Маленький Анри сидел тихонько, не подавая голоса и поглядывая на мать, чтобы по её настроению решить: пугаться или спокойно болтать ногами.

— Вот как? — с нервным смешком отозвалась маркиза. И задумалась. — Что, неужели… до сих пор они так друг друга…

— Да.

И от этого короткого слова скулы Аннет порозовели. Наверное, ей стало жарко; она потянулась за завязкой никаба, но маршал поспешно остановил её жестом:

— Подождите. Рано. В Марселе полно шпионов всех мастей, и не надо им лишний раз видеть ваше лицо. Сам храм закрыт от чужих, но, при всём желании, я не прикрою окна домов поблизости и не ослеплю их подзорные трубы, чьи окуляры иногда так выразительно поблёскивают на солнце. Однажды, конечно, ваша личность раскроется, но лучше, если это случится уже в Эстре. Итак, сударыни…

Выглянул в окно. Кивнул маленькому Анри, внимающему каждому его слову. Похоже, после Назарки и Али у мальчугана появился ещё один кумир, настоящий маршал настоящего герцога…

— Выходим, милые дамы. И вы, конечно, господин маркиз.

До небольшого храма, украшенного скромной колоннадой, их отделяло расстояние шагов в пятьдесят, ближе подъехать не представлялось возможности из-за остатков опоясывающей когда-то здание ограды. Ступив на землю, Ирис тотчас поняла смысл предупреждения маршала. Кроме их кареты, возка и нескольких гвардейцев- охранников на обширном пустыре, живописно украшенном развалинами древних стен, никого не наблюдалось; но откуда-то издалека до девушки дотянулся отголосок эмоций: жгучего любопытства, досады, нетерпения… Скорее всего, в домах, чьи крыши виднелись в отдалении, и впрямь засели наблюдатели, не пренебрегающие чудесами оптики… Но вот Али, привычно заняв место за хозяйской спиной, заслонил собой окрестности, и ничего не оставалось, как проследовать за своим провожатым в храм: сперва по ступенькам наверх, потом вниз, потом по хитросплетенью освещённых факелами коридоров, коих разворачивалось слишком уж много для небольшого по периметру здания… Но вот они свернули в какое-то боковое ответвление, с виду ничем не отличающееся от других, и неожиданно в лицо ударила волна морозного воздуха. Даже дыхание перехватило.