Гайдн. Магических способностей, даже самых слабых, у Ханны не отмечалось, зато был повод напустить чёрный мор: судя по записям супруга пекаря отличается удивительно склочным и вздорным нравом. Хранитель архива даже написал, что она самая настоящая ведьма и на полях сделал пометку, что нужно ещё раз проверить её магический потенциал. Отлично, обязательно проверим.

— Доброе утро, — негромко пророкотал Элеас за моей спиной и слегка смущённо улыбнулся. — Я долго спал?

Вопрос, конечно, риторический и подразумевает ответ вежливый, но я всегда предпочитал дипломатическим увёрткам обезоруживающую честность:

— Главное, чтобы вы выспались и были готовы с новыми силами приступить к работе.

Градоправитель негромко рассмеялся, потянулся с видимым наслаждением:

— Готов служить вам верой и правдой, но только после завтрака. Приглашаю вас составить мне компанию за трапезой.

Я хотел было отказаться, но мой живот протестующе взвыл, сетуя на то, что его встречи с едой стали до болезненности редкими. Ладно, как любит говорить Эрик, для еды и хорошего настроения всегда есть и время, и повод. Я коротко поклонился Элеасу, одновременно отодвигая краткую биографию очередной жительницы Лихозвонья. Нет смысла просматривать сей документ, ибо его первый лист перечёркнут красными чернилами и украшен лаконичной подписью: «Скончалась от родильной горячки второго апреля сего года. Факт смерти подтверждает Кристина Дюбуа». Хм, интересно, кто такая эта Кристина и почему её приглашают подтвердить факт смерти? Поскольку не в моих правилах терзаться вопросами без ответа, я тут же спросил у Элеаса, знает ли он некую Кристину Дюбуа. Мужчина нахмурился, озадаченно застыл на пороге архива, потирая подбородок. Мда, эту Кристину явно не назовёшь самой популярной девицей в городе, так почему же её пригласили засвидетельствовать факт смерти?

— А-а-а, Кристина, вспомнил! — градоправитель облегчённо засмеялся, звучно хлопнув ладонью по бедру. — Это же наша повитуха!

— А почему вы никогда не упоминали её, когда перечисляли наделённых магическим даром? Она вообще жива?

Элеас махнул рукой:

— Ой, да какой у Кристины дар магический, что вы, она самая обычная девица, каких много. А вот жива она или нет, не скажу, не знаю. От чёрного мора очень много умерло, я только-только порядок наводить начал, до переписи живых ещё руки не дошли.

Ага, теперь понятно, почему это именно Кристина факт смерти засвидетельствовала, она же повитуха, с роженицами и работает. Надо будет проверить, жива она или нет, может, расскажет что-нибудь полезное, на след наведёт. Ей же по службе положено всех женщин в городе знать.

После завтрака (еда и правда способствует свежести и скорости размышлений) я предложил Элеасу разделиться. Он продолжит поиск в архивах, а я начну проверку тех, кого уже выписал. Градоправитель с моим предложением спорить не стал, наоборот, возможность поучаствовать в самом настоящем расследовании заметно оживила его, даже глаза заблестели, хотя в их глубине по-прежнему стыла глухая беспросветная тоска. Элеас, как и подобает настоящему градоправителю, излучал бодрость, уверенность и решительность, а разбитое сердце… Так его же не видно, верно? Да и не один он пострадал, весь город невесть с чего озлобившаяся чародейка проклятием прихлопнула, да так, что долго ещё Лихозвонье после удара восстанавливаться будет. Я пожал градоправителю руку и отправился к Ханне Гайдн, которую даже хранитель архива считал самой настоящей ведьмой.

Домик пекаря стоял у небольшого ручейка, до эпидемии, наверное, очень говорливого и быстрого, а теперь вяло тащившего отравленные тёмной магией зловонные воды. Я невольно вздохнул, глядя на уродливые колючки в заботливо разбитых клумбах и пустую будку, сиротливо скукожившуюся в углу. Чёрный траурный плат развевался на лёгком ветерке, свидетельствуя о том, что смерть не обошла стороной этот добротно сработанный домик. Что ж, остаётся только надеяться, что хозяйка уцелела и не покинула эти скорбные стены. Тщательно вытерев ноги о специальный с зазубринами коврик, я поднялся на крыльцо и пару раз громко бухнул в дверь кулаком. В доме что-то загремело, забренчало, но открывать мне не спешили, пришлось ещё пару раз звучно ударить в дверь и тоном, не терпящим возражений, крикнуть:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Открывайте!

— Проваливайте, побирушкам не подаю! — рявкнул из-за двери визгливый женский голос и опять что-то загремело.

Что?! Меня, потомственного инквизитора с длинной вереницей славных предков, обозвали побирушкой?! Магия, подкреплённая дружеской связью с драконом, так и вскипела во мне, активно требуя выхода. Я приложил растопыренную ладонь к двери, сосредоточился и с лёгким злорадством увидел, как прочная древесина начала обугливаться и истончаться. Дверь распахнулась так стремительно, что я едва успел избежать украшения своего чела внушительной шишкой.

— Ты чего это творишь, а?! — заверещала тощая краснолицая баба, выставляя, словно профессиональный охотник на нежить, впереди себя корявый стволик воинственно топорщащей ветки метлы.

Я ухватился за метлу и одним рывком вытянул к себе и её, и отчаянно цепляющуюся за неё хозяйку, визжавшую и бранящуюся так, что у меня даже уши заболели. Вот уж действительно ведьма, с таким норовом никакой магии не надо и так любого со свету сживёт и в загробном мире покоя не даст! Впрочем я тоже не безобидная ромашка полевая, да и голосом природа не обидела.

— А ну, тихо!

В противовес жене пекаря, орать я не стал, наоборот, голос мой был смертельно холоден и тих. Ханна поперхнулась очередным воплем, икнула и замерла, пуча глаза и отчаянно цепляясь за метлу. Отлично, как говорится, клиент готов к разговору. Я глубоко вздохнул, призывая дар инквизитора, помогающий чувствовать ложь, и внушительно, выделяя каждое слово, произнёс:

— Вы Ханна Гайдн?

Женщина заворожённо кивнула, безмолвно шевеля губами и не отрывая от меня широко распахнутых глаз.

— Как давно вы живёте в Лихозвонье? Отвечайте без утайки.

Ханна снова икнула, моргнула, сплюнула и, смерив меня презрительным взглядом, упёрла одну руку в бок:

— А чавой-то енто я стану с тобой разговоры разговаривать? Пришёл невесть кто, незван, неждан и думает, я перед ним, точно перед духовником, всю душу наизнанку выворачивать стану? А вот фиг тебе!

Баба скрутила кукиш и попыталась сунуть мне его прямо в лицо. Я ловко перехватил обнаглевшую руку, стиснул пальцы так, что они синеть начали, и ровным тоном, словно мы погоду с природой обсуждали, заметил:

— Я инквизитор, прибыл в Лихохзвонье провести расследование. И ещё хочу уведомить вас,