мор, собравший свою страшную жатву, всё-таки покинул притихшее, изрядно опустевшее Лихозвонье, новый градоправитель посетил городской архив лишь однажды, дабы убедиться, что здание сохранно, и никакого урону ему не причинили. После этого ключ от архива был повешен на большую связку, на которой обитали ключи от всех опустевших за время страшного бедствия зданий, а таковых, как вы сами понимаете, в городе стало немало. Элеас надеялся, что позже, когда будет снят защитный купол, наладится торговля и в город снова начнут приезжать гости, не боясь подцепить смертельный недуг, откроются тщательно запертые по причине гибели владельцев и аптекарская лавка, и гончарная мастерская, и храмовый дом, и библиотека, и, само собой, городской архив. Да-да, именно в такой последовательности, градоправитель, откровенно-то говоря, архив не жаловал, заботился о нём лишь в память о самоотверженном хранителе, в прямом смысле слова отдавшем жизнь любимому делу. Представьте же себе удивление Элеаса, когда на шестой день проведения дознания Тобиас пришёл к нему и попросил ключ от городского архива! Сами понимаете, инквизитор — не тот человек, чьи даже самые незначительные просьбы можно игнорировать, а потому ключ был выдан незамедлительно. Градоправитель даже предложил свою помощь в изучении документов, и Тобиас, после довольно серьёзных колебаний, предложение принял. Всё-таки травница утверждала, что виновница эпидемии — женщина, Элеас после мора остался одинок, любовницей не обзавёлся, никаких, даже самых незначительных, поводов для недоверия не давал, так что ему стоит довериться. Конечно, не так, как Эрику (или Веронике), но всё же вполне можно принять его помощь, ведь одному перелопачивать груду бумаг придётся долго. Пожалуй, даже слишком долго.

— Мы ищем кого-то конкретного?

Градоправитель хозяйским оком окинул запылённые полки, заставленные покосившимися стопами бумаг, потёки чернил на длинном, скучно-коричневого цвета столе, на котором тоже валялись исписанные убористым почерком листы, поморщился, заметив разводы сырости на стенах и мутные из-за грязи и остатков пепла бельма окон. Тобиас вздохнул, ероша волосы и чувствуя себя провинившимся школяром, которого строгий учитель запер в кабинете после уроков.

— Сложно сказать. У меня есть… кхм, скажем так, весьма примерное описание одной… подозреваемой.

— И насколько примерное?

— Женщина средних лет, привлекательная и обеспеченная. То, что это женщина — факт, привлекательность и достаток — условно уверенное предположение.

Элеас коротко хохотнул, но тут же опять посерьёзнел. Во-первых, ничего смешного на самом деле нет, во-вторых, сейчас важнее результат, а не смешки.

— Что ж, по крайней мере мы знаем, что это женщина, это уже неплохо.

Градоправитель даже губу покусал, но всё же не смог справиться с соблазном немного подразнить господина инквизитора:

— Кстати, под ваше описание и Вероника подходит.

Тобиас моментально насупился, словно пёс цепной, почуявший шаги во дворе в неурочный час:

— Вероника по возрасту не подходит. Да и обеспеченной я бы её не назвал. Не сильно-то в Лихозвонье чародейки богачествуют.

Элеас принял ответный выпад молча, лишь улыбнулся грустно, вспомнив, как сам готов был защищать свою семью от любой беды, даже вскользь брошенного злого взгляда и колючего слова. И защищал, и берёг, себя не жалея, только вот от страшной беды всё равно не заслонил, всех пеплом серым мор чёрный развеял, его только не утащил. Зачем, почему? Уж не для того ли, чтобы этот русоволосый паренёк с отливающими сталью серыми глазами смог спасти от лютой смерти на костре свою любушку? А если окажется, что Вероника всё-таки виновна, что тогда? Градоправитель искоса посмотрел на деловито зашуршавшего бумагами инквизитора и усмехнулся, головой покачал, опять вспомнив себя в поры пылкой и ослепительно-отважной молодости, когда любой самый безбрежный океан казался безобидным прудом.

— Списки женщин тут, справа. Покойный Олдерн любил шутить, что у него мальчики налево, а девочки направо, — градоправитель шагнул к запылённым полкам, снял первую тоненькую, аккуратно подшитую стопочку листов, мельком взглянул на имя, начертанное красными чернилами. — Агата Дойлс, портниха. С женой моей дружила, частенько к нам в гости заходила, даже когда чёрный мор начался.

— Выжила?

Элеас коротко усмехнулся уголком рта.

— Какое там… Из их семьи никто не уцелел, а было их, представьте себе, пятнадцать девок, Агата самая старшая.

Тобиас коротко кивнул, деловито отложил в сторону стопки записей данных о семействе Дойлс. Конечно, злодейка могла и притвориться погибшей, чтобы обезопасить себя от преследования, но лучше сначала изучить данные тех женщин, кому повезло уцелеть. Таких, к слову сказать, тоже вполне хватало.

День седьмой. Тобиас

Рассвет нового дня я по традиции встретил не в тёплой постели, а на жёсткой лавке, зарывшись головой в архивные записи. Рядом со мной негромко посапывал Элеас, на его губах блуждала нежная улыбка, видимо, родные снились. Осторожна, стараясь не разбудить градоправителя, я вылез из-за стола, с наслаждением, до ломоты в суставах, потянулся, привольно раскинув руки и запрокинув голову к облупившемуся, в разводах сырости потолку. Ну, здравствуй, новый день, надеюсь, ты будешь успешнее дня минувшего.

Для человека, не посвящённого во все тонкости, служба инквизитора представляется захватывающим приключением, азартной охотой за страшной и коварной ведьмой, так и сыплющей всевозможными ловушками и злодеяниями. На самом же деле инквизитор очень часто приступает к расследованию, когда обвиняемая, скрученная по рукам и ногам оковами, истерзанная пытками и с заблокированным магическим даром ютится в сырой камере за толстой дверью под внушительным замком. И дознание — это многочисленные, до заплетающегося от усталости языка, беседы и возня с бумагами, на основе которых шаг за шагом открывается истина. И знаете, больше всего на свете мне нравится именно вот этот кропотливый сбор сведений, анализ полученных данных, построение и последующее подтверждение или опровержение гипотез. Когда Вероника будет оправдана и мы с ней обвенчаемся, я сменю должность инквизитора на службу простым дознавателем.

Я улыбнулся радужным картинам, которые принялось рисовать моё воображение, и с новыми силами приступил к работе, составляя список женщин, которые подходили под более чем пространное описание преступницы. Хорошо хоть не приходилось сомневаться, что злодейка всё ещё в Лихозвонье, покойный градоправитель с самого начала эпидемии запретил кому-либо покидать город, и то, что провидец, целительница и стражник оказались убиты, наглядно подтверждало, что преступница осталась в городе. Я взял новый чистый лист и принялся записывать данные очередной женщины, жены пекаря Ханны