Данила вел их одному ему известным путем, пробираясь между полуразрушенными кирпичными стенами. Они пролезли в какой-то лаз, некоторое время шли по подземной штольне – под Яузским бульваром, как понял Федор из бормотания старика. В этой штольне они оставили лодку. Здесь же старик наполнил водой, которая тонкой струйкой текла из трубы, все имевшиеся у них пластиковые емкости. Он заявил, что вода здесь хорошая, чистая.

Потом они опять ненадолго выбрались на поверхность – прямо перед ними оказался дом, второй этаж которого был украшен двумя белыми фигурами, мужской и женской. Мужик держал на плече что-то вроде пилы, а женщина – винтовку. И при первом же взгляде на нее становилось ясно – оружие ей дали зря: казалось, мужик доверил ей винтовку на время, а она не знает толком, что с ней делать.

Федор засмотрелся было на них, но тут послышался рев сзади, с бульвара, и они поспешно пошли вперед. В подвале одного из ближайших домов обнаружился выложенный кирпичами подземный ход. Здесь было очень неуютно, тесно и сыро, и Федора не оставляло ощущение, что кто-то следит за ними из темноты. Он был рад, когда они вновь поднялись наверх и оказались на улице, заваленной разным мусором и сухими ветвями деревьев.

Но и по улице они шли недолго. На пересечении с другой улицей заметили какое-то движение и остановились. Странное существо приближалось к ним. Старик, тихо чертыхнувшись, посветил фонариком – и в луче света Федор с содроганием увидел жуткую, похожую на череп, морду стигмата.

Раньше ему не доводилось видеть стигматов, но от сталкеров он нередко слышал о них. Создание, подбиравшееся сейчас к ним, походило на истощенного до предела гиганта, передвигавшегося на четвереньках. На его морде – или лице, Федор не знал, – выделялись громадные челюсти с торчащими зубами. Ноздри были словно растянуты, а ушей не видно было вовсе – их роль выполняли незаметные щели у основания черепа. Федор прикинул, что если бы стигмату вздумалось подняться на задние конечности, то он оказался бы почти вдвое выше любого из них. Передвигаясь, стигмат смешно, очень по-человечески, сжимал «руки» в кулаки, подгибая пальцы с длинными когтями. Федор знал – на внутренней стороне каждой четырехпалой ладони находится глубокий продолговатый шрам, в котором прячется недостающий, пятый палец, превратившийся в длинное смертоносное жало – ему и были обязаны стигматы своим названием.

Из-за сходства мутанта с человеком смотреть на него было особенно жутко. Свет вовсе не смутил стигмата, наоборот, существо еще быстрее поползло к ним. На подмогу к нему сзади спешил второй.

– Уходим! – крикнул старик и махнул рукой назад. Они развернулись и кинулись обратно по улице.

Далеко они не ушли. Возле огромного безмолвного дома свернули в распахнутые железные ворота, снова повернули – и спустившись, оказались в просторном захламленном подземелье. Федор, задрав голову, рассматривал высокие своды, кирпичные арки, теряющиеся в темноте коридоры. Под потолком проходили толстые трубы, под ногами хлюпала вода, на полу валялся всякий строительный мусор и виднелись следы когда-то побывавших здесь людей – пластиковые бутылки, сломанные стулья. Кое-где торчали даже ржавые остовы машин, на некоторых были написаны в ряд непонятные цифры.

Данила вел их все дальше просторным коридором. (Федор успел заметить не такой уж старый с виду трактор и пару заржавевших мотоциклов.) Они прошли мимо нескольких затопленных помещений, спустились по ржавой железной лестнице еще ниже, и наконец, оказались в небольшом отсеке, не таком захламленном, как другие. Вход в него был закрыт металлической сеткой, которую старик отодвинул, а потом вновь закрыл. Здесь было не так уж сыро и устроено что-то вроде лежбища – настелены доски и тряпье навалено поверх них.

Данила стащил противогаз.

– Здесь можно передохнуть. Метро рядом, но мы сегодня уже не попадем туда. Костюмы снимайте, надо их спрятать – не здесь, а где-нибудь поблизости, чтоб не утащили.

– Сюда кто-то может прийти? – спросил Федор.

– Запросто, – сказал старик.

Здесь было прохладно, пахло гнилью, отходами человеческой жизнедеятельности. Федор так устал, что буквально рухнул на прелые тряпки, даже кислый запах его не смутил. Неля тоже опустилась рядом, словно силы у нее разом кончились.

Если бы с ними был Фил, он опознал бы те самые легендарные подвалы Солянки, служившие когда-то солевыми складами. Потом люди находили им и другое применение, но к тому времени, как случилась Катастрофа, подвалы стояли заброшенными, и чаще всего туда забредали лишь бомжи, а еще любители старины и острых ощущений иногда приходили на экскурсии.

По летнему времени отдельные смельчаки даже пытались там жить. Данила об этом месте знал от сына – парень любил еще в той, прежней жизни ходить сюда с товарищами. Данила тогда не подозревал, как ему пригодятся эти подвалы. Но каждый раз, как он оказывался здесь, у него болезненно сжималось сердце. В тот самый день, разделивший жизнь на «до» и «после», его мальчик как раз собирался сюда. Как теперь узнать, что с ним случилось? Данила корил себя, что ругал парня за разгильдяйство – но кто ж знал, что все так обернется? Наверное, парень в тот жуткий день погиб. Если б оказался в метро, постарался бы вернуться на родную Бауманскую, хотя кто знает? Чужая душа – потемки. Может быть, Валентин не хотел возвращаться к отцу.

Федор, увидев, как тревожно оглядывается старик, снова спросил:

– Сюда может кто-нибудь заявиться? Мутанты?

– Да нет, они редко сюда суются, – ответил Данила, – мы сейчас огонь разведем, они этого не любят. Разве что выродки придут, вот тогда уходить придется.

И вновь скривился, точно у него вдруг заболел зуб. Ему не давала покоя мысль – что, если сын уцелел, но в метро не спустился, мыкается где-нибудь на поверхности? Об этом даже думать не хотелось. Нет, не мог его Валька превратиться в одного из этих жалких выродков, покрытых коростой и язвами, мычащих, уже почти утративших человеческий облик.

Данила вновь вспомнил его худую, угловатую фигуру, стремительные движения, беспечный взгляд, насмешливую улыбку. Чем выжить такой ценой, наверное, лучше ему было бы умереть. Данила в те первые, жуткие дни боялся найти сына среди мертвых, наткнувшись на чьи-нибудь изуродованные останки, сразу глядел на руки. У Вальки была любимая цацка – серебряный массивный перстень с драконом, он всегда носил его на безымянном пальце левой руки. Дракон выглядел угрожающе, словно изготовился к атаке. Наверное, Вальке массу неудобств доставлял этот перстень, но из упрямства парень с ним не расставался. Хотя наверняка такую приметную вещь забрали бы мародеры – хоть бы и вместе с пальцем.

И встречая потерявших человеческий облик выродков, Данила вглядывался в них на всякий случай, надеясь и страшась увидеть знакомые черты. «А если однажды я узнаю в одном из них сына, – с дрожью думал он иной раз, – что тогда делать?».

– Пойду растопку поищу, – мрачно сказал он. – А вы пока разведите костер, погреемся.