– Вы думаете, что ее убил Верхавен?

– Однозначно, – ответил Яренс. – В этой жизни много такого, в чем я сомневаюсь, но не в этом.

– Да, в общем и целом, наверное, так оно и есть, – сказал Роот, вставая из-за стола. – Спасибо.

«Сомнений нет, мир сошел с ума», – подумал он, выходя во двор.

Кто, черт возьми, это написал?

Проведя еще один день в Каустине, де Брис и Морено зашли в бар «Крауз» так поздно, что не смогли найти свободного места. Де Брис быстро проверил количество наличности в бумажнике, в который раз мысленно пожалев о своем пренебрежительном отношении к пластиковым картам, и пришел к выводу, что в этот вечер дело обстоит не так уж безотрадно.

– Мы сядем в ресторане, раз такое дело, – заявил он. – Могу ведь я угостить тебя бифштексом?

– Хорошо. – Морено еще раз окинула взглядом зал. – Да, здесь нам не удастся упорядочить впечатления. Но если ты угостишь меня, то я угощу тебя – это мое условие.

«Прекрасно», – подумал де Брис.

– Посмотрим, – сказал он, открывая стеклянную дверь в более изысканное помещение ресторана.

– Так что? – спросила Морено, когда мясо было съедено и они заказали еще одну бутылку вина и сыр. – Что скажет интендант по поводу прошедшего дня?

– Во всяком случае, погода была изумительная, – ответил де Брис. – Ты даже немного загорела, как мне кажется.

– Ты все об одном. – Морено достала из сумки свой блокнот. – Начнем по порядку? Нам в любом случае нужно попытаться прийти к какому-то мнению.

Она посмотрела на имена.

Улешка Вилмот

Катрина Беренская

Мария Хесс

– Три бабульки, – констатировал де Брис. – Все ходят с палочкой. Ну, лично я оцениваю наши шансы так: примерно один на тысячу, – но до того, как мы проверим алиби каждой, думаю, ни одну из них нельзя вычеркивать. Однако до «Ульменталя» отсюда очень далеко… посетительнице пришлось бы потратить на поездку целый день.

– Если она ехала из Каустина, да.

– Трудно сказать, так ли это.

– Очень, – согласилась Морено. – Один из тысячи? Да, действительно немного.

Официант принес блюдо с сырами, и де Брис наполнил бокалы.

– Мотив? – продолжил он через некоторое время. – Ты видишь хоть у одной из бабулек хотя бы тень какого-нибудь мотива? Если в этом ходе мыслей и есть доля правды, то посетительница должна была знать, кто настоящий убийца. Мне не показалось, что они что-то знают по этому пункту.

– Не понимаю, почему она хранила это в тайне, – задумалась Морено. – Если она решила открыть убийцу Верхавену, у нее не было причин не рассказывать об этом потом. Или были?

– Черт возьми! – Де Брис уронил на скатерть виноградину. – Нет, я ничего не понимаю в этой истории, один бог ведает, что тут к чему.

Морено вздохнула:

– И я тоже не понимаю. Все это очень зыбко. Единственное, что мы знаем, это то, что пятого июня девяносто второго года Верхавена навестила женщина, назвавшаяся Анной Шмидт. Мы понятия не имеем ни как ее зовут на самом деле, ни о чем они говорили. Вся эта версия опирается на слишком маленькое количество фактов: сначала мы предполагаем, что визит связан с убийствами; потом мы предполагаем, что во время беседы она решила открыть Верхавену имя настоящего преступника. Потом мы предполагаем, что она приехала из Каустина… Вся цепочка не очень крепкая.

– К тому же мы не уверены на все сто процентов, что убит именно Верхавен. И абсолютно не уверены в том, что он невиновен в убийствах, за которые был осужден. Да если все это представить прокурору, нас наверняка засмеют.

Морено кивнула.

– Хотя это совершенно не наше дело, – продолжал де Брис. – Мы просто подчиняемся приказу: идите и найдите всех женщин, которые ходят с палочкой, в этой дыре. Или всех мужчин Аарлаха с пластинкой на зубах! Или всех леворуких проституток Гамбурга! Спросите их, что они делали за день до Рождества тысяча девятьсот семьдесят третьего года с трех до четырех часов, и обязательно запишите каждое слово, которое они произнесут! Круто, мне нравится работа детектива. Именно об этом я мечтал, когда решил работать в криминальной полиции.

– Кажется, у интенданта сегодня случился крах иллюзий. – Морено сочувственно улыбнулась.

– Вовсе нет, – возразил де Брис. – Ассистент неправильно поняла природу моих рассуждений. Я с удовольствием поеду хоть на Шпицберген и расспрошу там каждого проклятого пингвина, что он думает о парниковом эффекте… но только если это будет в твоей компании, вот так. За нас!

– За нас. Однако, – усомнилась Морено, – мне кажется, на Шпицбергене не водятся пингвины. Ну да, а завтра в любом случае появятся новые задания, правда?

Де Брис кивнул:

– Думаю, да. Пусть комиссар и Мюнстер сами выруливают из всего этого. Только боюсь, что это окажется нелегко.

– Да, наверное, нелегко. А ты на самом деле как думаешь? Раскроют они это в результате?

Де Брис прожевал последнее печенье и немного подумал.

– Понятия не имею. Хотя у меня такое чувство, что раскроют. ВВ, наверное, выйдет из больницы с окрепшей бульдожьей хваткой. С ним будет трудно поладить.

– Как будто это раньше было легко.

– Да, – вздохнул де Брис. – В этом ты, конечно, права. Хорошо, что я на нем не женат.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ничего.

Морено посмотрела на часы:

– Кстати, по-моему, пора закругляться.

– Согласен, пора. Спасибо за прекрасный день. Да и вино уже закончилось, иначе я бы охотно за тебя выпил.

– Ты уже сделал это два раза, – констатировала Морено. – Достаточно. Я не терплю чрезмерного количества лести.

– И я тоже. Пойдем домой.

31

Войдя в кабинет, в первые доли секунды Ван Вейтерен подумал, что не узнает его. В голове пронеслась мысль, что после двенадцатидневного отсутствия можно ошибиться дверью, но потом стало понятно, что это тот самый старый кабинет, в котором он работал. Может быть, его смутило яркое послеполуденное солнце, бросающее косые лучи через грязное окно. Вся дальняя стена за письменным столом, занятая книжными полками и шкафами с документами, купалась в ярком, слепящем солнечном свете. В лучах кружилась пыль. Жара была как в печке.

Комиссар подошел к окну и открыл его. Задвинул жалюзи и таким образом довольно сносно отразил атаку раннего лета. Оглядевшись, он понял, что перемены совсем не так радикальны, как показалось на первый взгляд.

Если точно, их было три.

Во-первых, кто-то прибрал на столе. Сложил бумаги в одну стопку, прежде они лежали веером. «А на самом деле, не так уж и плохо», – оценил Ван Вейтерен. Странно, что ему самому это не пришло в голову.