Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зарядка почему-то помогала только Власу — он с необычайной легкостью выполнял в школе домашние задания по арифметике. А вот Тараска Котов после купания в сугробе беспрестанно сморкался и чихал на весь класс. Из его головы вычихивались последние знания. Глеб, правда, не чихал, но отморозил кончик носа и потерял в сугробе пенал. Он тер во время урока распухший нос и больше ничего не мог делать, так как остался без ручки, карандаша и резинки, которые хранились в пенале.
Влас сидел за партой весь какой-то сияющий. У него были красными и щеки, и уши, и нос. Анастасия Ивановна притронулась к его разгоряченному лбу:
— Да ты, Влас, болен. Простыл, должно быть…
— Он в холодном сугробе каждое утро вверх ногами стоит, — подсказал Тараска.
Анастасия Ивановна удивилась и стала допытываться у Власа, почему он так делает. Влас в ответ что-то промямлил. Тогда поднялся Глеб Горошин и рассказал об умственной зарядке.
— Взбредет же в голову! — вздохнула учительница. — Даже первоклассники не поступают так глупо…
— И вовсе я не по глупости, — оскорбился Влас. — И вовсе это не умственная зарядка…
— Сам же говорил, — сказал Тараска. — И нас научил. А теперь отпираешься…
— Мало ли что говорил!..
— Он действительно не виноват, — подтвердил Боря Саблин и опустил голову. — Это все я…
— Не наговаривай на себя лишнего! — выкрикнул Тараска. — Ты с нами в сугроб не лазил.
Боря продолжал твердить свое:
— Моя вина. Признаюсь. Это я из жалости. У Маковкина задачки не получаются. Он говорит: «Помоги, Борька!» И лезет в тетрадь списывать. Я говорю: «Решай сам». А он сам не может. Подарил мне футбольный свисток. Я ему: «Ишь какой хитрый! За один свисток на тебя ишачить. Слишком легко тебе». Он говорит: «Придумай любое наказание». Я ему: «Ладно, так и быть…» Это я из жалости. «Будешь, — говорю, — добывать задачки со дна сугроба. Я утром засуну палкой шпаргалку поглубже в снег, а ты ищи ее». Вот он и искал вверх ногами… Моя вина. Это я погубил его здоровье…
На задней парте громко чихнул Тараска Котов.
Какое сегодня число?
В субботу родители, как известно, не работают. А в четвертом «А» в этот день отменили последний урок.
Ура! — закричал Влас Маковкин и радостно стукнул свою одноклассницу Соню Углову портфелем по затылку.
Эту сцену застала Анастасия Ивановна и очень рассердилась:
— Что за хулиганские выходки! Останешься, Маковкин, после уроков. Нам надо с тобой поговорить…
О чем говорилось в учительской, никто, конечно, не слышал.
Влас вышел из школы бледный и злой. Сам себя бил портфелем и приговаривал:
— Так и надо! Так и надо!
— Самоизбиением занимаешься? — спросил Глеб Горошин.
— Какое сегодня число? — вместо ответа спросил Влас.
— Тринадцатое!
— Я так и знал! — Влас размахнулся и со всей силой саданул себя портфелем по коленке. — Никудышное число! В прошлое тринадцатое три двойки словил и меня оставили после уроков. А сегодня весь день вверх тормашками полетел… Надо из всех численников повыдергать цифру тринадцать!
— А что толку! У себя выдернешь, а в учительском календаре останется. Дни друг через дружку не перепрыгивают.
— Спасу нет от тринадцатого числа! Как с ним бороться?
— Попробуй обхитрить…
— Обхитришь его, как же! В каждый численник забралось и людям настроение портит.
— А ты заранее готовься к тринадцатому. Следи в этот день сам за собой на всех уроках и всех переменах… Только вот хватит ли выдержки?
— Хватит, мускулы у меня как сталь. На, пощупай…
И Влас согнул руку в локте. Глеб стал искать пальцами мускулы.
— Никак не нащупаю. Кость чувствую. Она действительно твердая. А мускулов — никаких…
— Они затвердели, от костей не отличишь…
Чтобы не прозевать злополучное число, Влас обвел его в календаре черной рамкой, как траурный день. Каждое утро проверял, скоро ли оно наступит.
Тринадцатое наступило ровно через месяц. Накануне Влас даже на улицу не вышел поиграть с ребятами в хоккей с шайбой. Вместе с Глебом Горошиным они решали домашние задачки с неизвестным уменьшаемым и зубрили стихотворение Пушкина «Зимнее утро».
— Если я завтра что не так начну делать, — сказал Влас, — ты, Глеб, меня за рукав дерни. Или просто шепни: «Тринадцатое». И я сразу одумаюсь.
— Будь бдительным!
В класс Маковкин вошел непривычно тихо, словно на цыпочках. Сел на свою парту и стал ждать звонка, подперев щеку ладонью. Вид как на портрете у писателя Чехова, который, прижав пальцы к уху, послушно висит на стенке. Только у Власа очков и бородки не хватает. И волосы торчат в разные стороны. А так — полное сходство!
— Ты сегодня какой-то задумчивый, — заметил Женя Карпов и кивнул на портрет над головой. — Как писатель Чехов.
— Отойди. Я тебе такого писателя устрою…
Бдительный Глеб дернул Власа за рукав.
— Да отвяжись ты! — отмахнулся Влас.
Бдительный Глеб шепнул:
— Тринадцатое же!
— Разжужжался над ухом! Я тебе не мед, ты мне — не пчела.
— Ты что — забыл?
— Если бы забыл, Женька лежал бы на лопатках. А то, видишь, стоит на своих двоих.
И Влас, присмирев, ткнул палец в ухо и стал неподвижен, как портрет на стенке.
Мимо то и дело пробегал суетливый Тараска Котов. Он нарисовал на классной доске огромный круг и издали бросал в него грецкий орех.
— Давай, Влас, состязаться. Вот тебе орех. Пуляй в мишень.
— Сам пуляй.
— Я только что в самое яблочко попал!
— У тебя на доске не яблочко, а целый арбуз. Нашел чем хвастаться! Ты вот встань к стенке. И рот раскрой. Я прямо в твой рот орех запулю. И ты его раскусишь…
Эти слова мальчишки встретили с восторгом. Стали уговаривать оторопевшего Тараску принять предложение Власа и придвинуться к стенке. Тот мотал головой, отмахивался и не желал раскрывать рот.
— Маковкин, чего доброго, в глаз угодит… У меня же не три глаза… Всего два… Нет, не буду!
Глеб Горошин, который все время дергал Власа за рукав, облегченно вздохнул. Опасность миновала!
Но впереди четыре урока. Хватит ли у друга выдержки?
В коридоре уже заливался звонок.
Начался урок чтения.