Было одиннадцать десять вечера, когда Маас ввел нужное лекарство — производное опиума — и включил машину. Подготовительная фаза наведения снов, стимуляция страха, противостояние, битва и победа. Подготовительная фаза займет два — два с половиной часа, но Маас сказал Вятту, что она продлится шесть часов. Ему требовалось дополнительное время, чтобы проверить секретную, но главную, функцию Психомеха: дать сознанию Хаммонда экстрасенсорный потенциал, который Маас смог бы проконтролировать на своих экранах и диаграммах. Таким способом он надеялся наладить более точный контроль и отградуировать машину.

Привязанный Хаммонд быстро погружался в мир собственного подсознания — мир, который скоро будет населен самыми жуткими кошмарами, когда-либо пережитыми им, снами о доведенных до звероподобного состояния женщинах, насилии и бессмысленных извращениях, где только сам Хаммонд-из-сна мог бы вступиться и таким образом разрушить рак собственной психики. Маас оставил его под наблюдением Вятта и пошел вниз приготовить бутерброды. Прислуга Вятта — приходящие повар, горничная и человек для случайной работы — была отпущена на сегодня и на весь завтрашний день. Сам же Маас якобы служил в поместье садовником, но на самом деле его умения, которые требуются, чтобы содержать в порядке сад, были довольно поверхностными.

Немей сделал бутерброды для себя и Вятта, забрал утренние газеты (которые уже шестнадцать часов как стали старыми) и вернулся обратно наверх. Он отнес еду Вятта в машинную комнату, а сам пошел есть и читать газеты в кабинет психиатра. По мере того как он ел и читал, недовольство медленно морщило его лоб. Через несколько минут, когда он пробежался по газетным полосам, чуть задерживаясь то здесь, то там, бутерброды были забыты. И к полуночи он собрал по кусочкам полное подтверждение тому, о чем Хаммонд сказал, что он “видел”.

Теперь Маасу было ясно: Хаммонд обладал, должен был обладать, вторым зрением. Маас и раньше встречал таких людей, когда много лет назад пытался построить Психомех для Гитлера. Вне всякого сомнения этот человек был телепатом. И Маас верил, что понял, как это произошло. То, что его жена побывала в руках насильников, — или, скорее, постоянное терзание его сознания этим ужасом, — развилось в нечто, выходящее за рамки обычных психозов. Каким-то необъяснимым способом скрытые экстрасенсорные силы были разбужены, но ясновиденье касалось только сексуальных нападений на женщин. Его телепатия стала настолько чувствительной, что Хаммонд был почти доведен до безумия. Вероятно, он был очень сильным человеком, потому что вместо того, чтобы сдаться, он вышел на “дорогу”, где только его непрестанное бродяжничество и случайная бутылка могли облегчить кошмарное сопереживание жертвам зверских преступлений, которые его сознание обнаруживало в момент их совершения и показывало ему в экстрасенсорных видениях.

Маас торжествовал. Нормальные экстрасенсорные данные, даже тысячекратно усиленные, было бы трудно обнаружить на том дешевом калибраторе, на который хватило скудных средств, выделенных Вяттом, — но экстрасенсорные данные Хаммонда были ненормальными. Значит их можно обнаружить прямо сейчас, прежде чем Психомех перенасытит сознание бродяги.

Маас специально напустил на себя видимость спокойствия и доел бутерброды, несмотря на то, что сейчас на вкус они были.., как солома. Затем он отправился в машинную комнату, где Вятт наблюдал за состоянием Хаммонда. На ложе машины — ну, не совсем на ложе, а на обитой мягким платформе с привязными ремнями — Хаммонд обильно потел и судорожно извивался. На фоне электромеханической громады Психомеха грязное обнаженное тело бродяги казалось очень маленьким и незначительным, но когда Маас настроил дополнительную систему для снятия показаний, он сразу увидел, что это не так. Нет, Хаммонд ни в коей мере не был незначительным. Напротив, он был очень незаурядным человеком.

— Ганс, — с трудом пробормотал Вятт с набитым ртом, — что ты делаешь? — и, не дожидаясь ответа, продолжил:

— Ты уверен, что с ним все в порядке? Я имею в виду сердцебиение, дыхание, кровяное давление, температуру, адреналин — все повысилось. Повысилось и повышается дальше.

— Я вижу, — так и должно быть, — спокойно ответил Маас, он убавил яркость экранов, за которыми наблюдал, и повернулся лицом к Вятту. — Посмотри на него. Анестезия уже прошла, и Психомех завладел им. Сейчас он встретился лицом к лицу со своими самыми худшими страхами. Он пробирается, увязнув по пояс, через жестокие, порочные сцены насилия, безудержно свирепствующие вокруг, а машина готовит его к битве, посылает ему импульсы, которые превратят его в психо-убийпу, — но только в его снах. Когда он справится. Насилие будет изгнано. С помощью Психомеха он уничтожит Насилие, которого в дальнейшем будет не бояться, а презирать. Больше оно, как какая-нибудь отвратительная ведьма, не поедет на его горбу по жизни.

Вместе они пристально разглядывали осаждаемого страхами человека.

Хаммонд шел, пошатываясь, через неглубокую затуманенную низину в залитой лунным светом долине. Вокруг виднелись шероховатые деревья и выступающие, причудливо изогнутые скалы, напоминавшие руины огромной древней крепости, давно пришедшей в упадок. Его глаза были крепко закрыты, он прижал руки к ушам, тщетно пытаясь отгородиться от ужаса, плодящегося вокруг в ночи. Туман клубился вокруг его ног, образовывая водовороты в тех местах, где он ступал, теплый туман, поднимавшийся от жутких очагов порочности и похоти. Но даже прижав руки к ушам, он не мог заткнуть звериное хрюканье, вопли насилуемых женщин и девушек; и подошвами заплетающихся ног он чувствовал дрожание земли от непрестанного обезумевшего биения голой плоти.

Вся долина, далеко простиравшаяся до низких черных холмов, казалась заполненной поднимающимися и опускающимися, борющимися, корчащимися телами; каждое мгновение появлялись женщины — бегущие, пронзительно кричащие, задыхающиеся, спасавшиеся от вожделенных взглядов преследователей, и все же их хватали, обнажали и швыряли на землю в туман. Белые конечности непроизвольно подлетали вверх, жестоко напрягались, прежде чем обессиленно уступить, а озверевшие спины и ягодицы в бешенстве похоти работали почти механически, в то время как другие звероподобные создания из этой же стаи стояли вокруг и ждали своей очереди. Вся долина вокруг Хаммонда, когда он, спотыкаясь, брел сквозь свой ночной кошмар, была живая от бесконечного насилия.

Он споткнулся о вытянутую подрагивающую женскую ногу и упал на колени, непроизвольно вытягивая руки, чтобы смягчить падение. Отчаянные глаза безумно смотрели на него снизу сквозь клочья тумана — глаза его жены! Она лежала в обрывках одежды, испачканная землей и сломленная. Хаммонд всхлипнул и потянулся к ней, но волосатый кулак ударил его в висок. Он полетел кувырком, поднялся на колени, изумленно глядя сквозь сочащуюся кровь, которая милосердно загораживала его видение. Но не достаточно. Слюнявый рот припал к груди его жены, глубоко прокусывая и высасывая кровь; пальцы с грязными ногтями впились в ее бедра, когда хрюкающая сгорбленная фигура натянула ее на себя, словно она была старой одеждой.

Хаммонд пронзительно закричал и вскочил на ноги, ударившись при этом о шишковатое черное дерево, там, где распластанная, доведенная до невменяемости, окровавленная фигура билась, запрокинув темноволосую голову. В грязном пылу этой ночи он узнал ее насилуемое тело, черные волосы, голос, теперь придушенный и рыдающе-бормочущий в ужасе. Снова его жена! Грубые руки оттолкнули его в сторону, отшвырнули в поднимающийся туман, а приземистые обнаженные фигуры приближались к тому дереву, отпихивая друг друга, чтобы первым добраться до измученного создания, чье тело вытерпело уже сотню изнасилований.