— Хорошо, — Дезмонд убрал пистолет и посмотрел на Аэция.

— Отдай мне. Ты должен его простить.

— Хорошо, — Дезмонд с сожалением расстался с бластером. — Только дай я поговорю с ним. Я должен довести это до конца.

Какое-то время они с Галактионом смотрели в глаза друг другу, а потом Аэций кивнул.

— Я буду ждать в машине.

Он исчез, а Дезмонд ослабил хватку, позволяя Ренгару повернуться.

— Слабак, — выдохнул Ренгар.

— Мешок дерьма, — ответил Дезмонд спокойно.

Дезмонд смотрел в чёрные глаза человека, рядом с которым спал и ел последние семь лет.

— Как ты мог? — спросил он. — Тебе было на всех нас плевать?

— Я ненавижу всех вас, — выдохнул Ренгар, и, не давая ему продолжить, Дезмонд рявкнул:

— Уймись!

— Ты пришел трепаться? Мне осточертел твой трёп.

— Я пришёл посмотреть тебе в глаза.

— Посмотрел? Можешь валить.

— Обязательно, — Дезмонд отступил назад, — и ещё одно…

Рука его скользнула, стремительно доставая из-за пояса десантный нож, и лезвие бесшумно вошло в Ренгару под ребро, так что тот успел лишь всхлипнуть и посмотреть на Волка глазами, полными удивления.

— Я тебя прощаю, — прошептал Дезмонд одними губами и, развернувшись, пошёл к лестнице.

Он шёл почти вприпрыжку. Галактион ошибся — на душе было так легко, как не было ни разу за последние семь лет.

Дезмонд нырнул в аэромобиль — Галактион сидел на пассажирском сидении, он, как заметил Дезмонд, не слишком любил водить, так что Дезмонд отключил навигатор, завёл мотор и рванул флаер вертикально вверх, заставляя уйти в свечу. Окна домов и гудящие машины мелькали со всех сторон, и только вырвавшись на простор над крышами небоскрёбов, Дезмонд отключил двигатель и посмотрел на магистра.

— Успокоился? — спросил Галактион абсолютно ровно.

Дезмонд кивнул.

— Я же говорил, если простишь, станет легче.

— И ты был прав.

***

Ренгар сполз по стене. Руки и ноги слабели с каждой секундой, и, хотя Дезмонд давно уже исчез, его фигура, затянутая в чёрное, долго ещё чудилась Ренгару у самой лестницы. В ушах звучал смех, и Ренгар никак не мог понять, чей голос смеётся над ним.

Сначала было лишь непонимание. Ренгар не мог поверить, что умрёт вот так просто. Он ждал этого дня так долго, что уже перестал верить в него.

Затем непонимание сменилось страхом — умирать уже совсем не хотелось, какой бы ни была — медленной или быстрой — эта смерть.

Злость не успела заступить на пост, потому что страх достиг той точки, когда перестали слушаться даже губы, и Ренгар сам не понял, как прошептал:

— Бальтазар…

Услышав собственный голос, он мгновенно разозлился — на себя, на Дезмонда, на весь этот мир, но, разозлившись, лишь повторил громче:

— Бальтазар!

Сердце безумно билось в груди, разгоняя по телу последние капли крови, и снова подступил ужас.

— Бальтазар! — уже прокричал он и тут же услышал совсем рядом:

— Не ори.

Бледное лицо выступило из тьмы, а следом за ним появилась рука. Она накрыла кисть Ренгара, сжимавшую кровоточащую грудь, и от пальцев Бальтазара по всему телу побежали льдинки.

— Сначала твоя часть сделки. Мальчик.

ГЛАВА 31. Древние

Авроре в ту ночь не спалось. Мысли о том, что её худшие ожидания сбываются, сжимали голову тисками.

Поначалу она находила успокоение в успокаивающих травяных чаях, но чем дальше, тем хуже они помогали. Стоило сомкнуть глаза, как ей чудилось, что небо за окнами Каранаса пылает огнём.

— Я не боюсь, — шептала она открывая глаза и заставляя себя оставаться в постели. Минуты текли бесконечно медленно но в конце концов терпения не хватало. Она встала и подходила к окну, чтобы убедиться в том, что в небе нет никаких неопознанных кораблей, нет никакого пламени, и только вечно неспящая столица Нимеи озаряет небосвод тысячей разноцветных огней.

Её постоянно тянуло туда. Вниз, в подземный храм. Умом Аврора понимала, что этот спуск ничего ей не даст. Убеждала себя, что должна всего лишь проверить, убедиться, что венец на месте — удостовериться также, как и при взгляде в небеса. Внутренней голос подсказывал ей, что если её время закончится, всё будет гораздо проще. Она всё ещё Владычица — с Венцом или без Венца. Но страх говорил, что именно с этого начнётся конец. Если её лишат дарованного предназначение, то всё начнётся с Венца.

Не в состоянии решиться ни на что, она отчаянно нуждалась в ком-то, с кем можно было поговорить обо всём. Не только о тактике ведения войны, но и о тех сомнениях, которые терзали её уже не первый год. Аврора подозревала, что именно для этого на самом деле вернула Аэция назад. Что надежды на то, что он больше её знает о противнике, тут не при чём. Но когда они впервые с момента встречи спустились на Нимею и Аэций спросил её, чего она от него ждёт, Аврора так и не решилась на честный ответ.

Сейчас деваться было некуда. Бессоница замучила её настолько, что она готова была разговаривать со стенами.

Аврора вышла в коридор и уверенно определяя направление в запутанном лабиринте коридоров, двинулась вперёд. Она не стала селить Аэция в соседнем флигеле, как сделала бы это давным давно. Напротив, покои заговорщика были обустроены насколько возможно далеко — именно на случай таких вот ночей, когда Аврора сама не могла до конца отвечать за свои желания.

Это не смогло помешать. Очередной поворот вывел её к двери в библиотеку. Сквозь щель под дверью струился тусклый, едва заметный свет.

Аврора открыла дверь и замерла, вглядываясь в широкоплечий силуэт, застывший над письменным столом. В первое мгновение она подумала, что перед ней Галактион, и почти шагнула вперёд.

Потом мужчина поднял взгляд чёрных глаз. И Аврора невольно отступила в тень. Дверь захлопнулась прежде, чем сидевший за столом Дезмонд успел понять, что произошло.

Аврора замерла, прислонившись к ней спиной и мысленно проклиная себя за глупость. Зачем она пришла сюда? Чего ждала? Хотела довериться человеку, который с самого начала пытался лишить её всего?

Стремительно успокоив дыхание, она приготовилась шагнуть обратно в темноту, когда из мрака выступил другой силуэт.

— Аврора? — тихо спросил Галактион. Лицо его выглядело непривычно… растерянным. Порой Авроре казалось, что удивить его невозможно вообще ничем и никогда, но сейчас Аэций смотрел на неё так, как будто увидел мертвеца.

— Это я, — призналась она. В основном потому, что теперь уже некуда было отступать.

Несколько мгновений Аэций просто смотрел на неё, пытаясь понять, зачем она пришла. Трепетная надежда теплилась в душе,