Чарльз побледнел, но голос его был тверд;

– Полагаю, что я имею право получить объяснение такомунеожиданному решению.

– Я уже сказал: хочу, чтобы она оставила этот дом, и хочуполностью снять с себя ответственность за нее. Таково мое объяснение.

– Все не так просто, – запротестовал Чарльз. – Я же не могуопубликовать в газете объявление о том, что подыскиваю для нее мужа. Намследует все сделать так, как полагается, – принимать людей у себя и официальнопредставить ее обществу.

– Тогда забирайте ее и приступайте.

Пригладив ладонью седые волосы, Чарльз укоризненно покачалголовой, пытаясь разубедить Джейсона:

– Мой дом совсем не подходит для того, чтобы устраиватьроскошные приемы…

– Воспользуйтесь моим лондонским домом, – предложил Джейсон.

– Но тогда вы не сможете бывать там, – возразил Чарльз, ищадостаточно вескую причину, чтобы переубедить Джейсона. – В противном случае всесочтут, что Виктория – ваш новый трофей, да к тому же приобретенный весьмавызывающим образом. Тот факт, что вы якобы обручены, не будет иметь никакогозначения.

– Когда я буду наезжать в город, то буду останавливаться ввашем доме, – коротко ответил Джейсон. – Возьмите с собой отсюда моих людей –они в состоянии организовать прием, даже если их предупредить всего за день: уних есть достаточный опыт для этого.

– А как насчет ее нарядов и…

– Пусть Флосси Уильсон отвезет Викторию к мадам Дюмосс искажет, что я хочу, чтобы она нарядила девушку в самое лучшее, и немедленно.Флосси все прекрасно знает. Что еще?

– Что еще? – взорвался Чарльз. – Начать с того, что Дюмоссслишком популярна у светских дам. У нее просто не будет времени заниматьсяВикторией, во всяком случае, в тот момент, когда сезон раутов вот-вот начнется.

– Скажите Дюмосс, что я прошу ее взять под свою опеку весьгардероб Виктории и не стесняться в расходах. Для нее будет счастьемпопробовать свое мастерство на девушке с рыжими волосами и небольшим ростом;она так оденет Викторию, что та затмит всех прекрасных блондинок и стройныхбрюнеток Лондона. Она сделает это, даже если ей придется следующие две неделипровести без сна, зато потом возьмет с меня вдвое больше своей невообразимойцены, компенсируя тем самым возникшие неудобства. Нам с ней уже приходилось сталкиватьсяв подобной ситуации, – решительно закончил он. – А теперь, поскольку всерешено, мне нужно поработать.

Чарльз, отчаявшись, шумна вздохнул:

– Очень хорошо, но мы отправимся лишь через три дня. Этопозволит мне предупредить Флосси Уильсон, чтобы она присоединилась к нам вЛондоне, а не здесь. Я не могу жить в одном доме с Викторией без подходящейкомпаньонки для нее – в особенности в Лондоне. Отправьте своих людей заранее,чтобы они занялись вашим домом, а я пошлю уведомление Флосси Уильсон с просьбойприсоединиться к нам в Лондоне послезавтра. А теперь я хочу попросить вас ободолжении.

– Да?

Тщательно формулируя свою просьбу, Чарльз сказал:

– Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что ваша помолвка сВикторией расторгнута, во всяком случае – пока.

– А почему? – нетерпеливо спросил Джейсон. Чарльзпоколебался, как бы в раздумье, но затем его лицо прояснилось.

– Ну, во-первых, если в обществе поверят, что она ужепомолвлена, то не будут ее так пристально разглядывать. Тогда она сможет чувствоватьсебя свободнее на приемах и, при желании, оценивать присутствующихджентльменов, прежде чем остановиться на ком-нибудь из них.

Заметив, что Джейсон собирается поспорить на этот счет,Чарльз быстро добавил:

– Ею будут гораздо больше восхищаться и ее будут гораздобольше желать, если лондонские красавчики поверят, что она ухитриласьудостоиться именно вашего внимания. Ведь только подумайте: каждый приемлемыйдля брака холостяк в Лондоне сочтет, что в ней есть что-то особенное, если выпожелали предложить ей руку и сердце. С другой стороны, если они будут знать,что она отвергнута вами, то это вызовет крайне неприятные пересуды.

– Ваша «приятельница» леди Кирби к тому времени ужеразболтает всем и каждому, что помолвка расторгнута. Чарльз отмахнулся:

– Никто не обратит внимания на ее слова, если вы сами небудете об этом говорить, когда объявитесь в Лондоне.

– Договорились, – сказал Джейсон, готовый согласиться навсе, лишь бы избавиться от Виктории в качестве своей подопечной и поскореевыдать ее замуж. – Забирайте ее в Лондон и представьте свету. Я позабочусь оприличном приданом Дайте несколько балов и пригласите всех мало-мальски стоящихпотенциальных женихов. Я постараюсь присутствовать на ее первом выходе в свет,– с усмешкой добавил он. – И останусь в городе, чтобы побеседовать спредполагаемыми искателями ее руки. Думаю, не составит труда найти кого-нибудь,чтобы сбыть ее с наших рук.

В итоге этой беседы Джейсон почувствовал такое облегчение,что вопрос о Виктории получил разрешение, что даже не задумался над ловушкой, вкоторой оказался, согласившись не делать официального заявления о расторжениипомолвки.

Виктория вошла в библиотеку как раз в ту минуту, когдаДжейсон уже собирался уходить. Они обменялись улыбками; затем он вышел, а онаподошла к Чарльзу.

– Вы готовы к нашей вечерней игре в шашки, дядя Чарльз?

– Что? – рассеянно переспросил он. – А, конечно, моядорогая. Целый день я мечтал только об этом. Я всегда готов. – И они устроилисьза столом друг против друга перед шашечной доской с шестьюдесятью четырьмяинкрустированными черно-белыми клетками. Расставляя двенадцать белых шашек начерных клетках, Виктория украдкой задумчиво поглядывала на высокого элегантногоседовласого человека, которого уже полюбила как родного. За ужином он выгляделособенно красивым в так идущем ему темном фраке, смеялся, когда онирассказывали о своем детстве, и даже рассказал кое-что о своем, но сейчас онказался ей чем-то озабоченным.

– Вы хорошо себя чувствуете, дядя Чарльз? – спросила она,вглядываясь в его лицо.

– Да, все в порядке, – заверил он, но уже в следующие пятьминут Виктория за один ход «съела» и сняла с доски сразу три его шашки. –Видимо, я не в состоянии сосредоточиться на игре, – признался герцог, когда оналишила его четвертой черной шашки.

– Тогда, может быть, поболтаем?

Когда он с облегчением согласился, Виктория тактичнопопыталась выяснить, что его тревожит. Ее отец был горячим сторонником теории,что люди, если их что-то беспокоит, обязательно должны выговариваться – вособенности люди с больным сердцем, ибо это часто помогает снять внутреннеенапряжение, которое может вызвать сердечный приступ.