Никакой труд не может быть совершенно безвозмездным, ибо в противном случае он не станет продуктивным. В первый период войны пленных принуждали работать почти бесплатно, особенно в прифронтовой зоне, где главной формой оплаты являлся продовольственный паек, но вскоре стали платить. Конечно, не столько, сколько своим рабочим, но все-таки платить.

Такая практика существовала во всех воюющих державах. Например, австрийские правила 1916 года по привлечению военнопленных на работы указывали, что за каждый дополнительный рабочий час, сверх установленного лимита, следует доплачивать по шесть геллеров. В Российской империи действовала аналогичная ситуация. «Надо сказать, что в целом условия содержания военнопленных в России отвечали требованиям Гаагской конвенции 1907 года, документы которой Россия ратифицировала в 1909 году… Разумеется, на практике требования этого положения в полном объеме выполнить было весьма трудно, ибо обеспечение приемлемых условий существования для столь огромного количества военнопленных стало непосильным бременем для империи. Однако нельзя не учитывать и того, что в России, как, впрочем, и в других воевавших странах, труд военнопленных широко использовался в народном хозяйстве, но, что следует особо подчеркнуть, не безвозмездно. Причем заработки их были по тем временам весьма приличными».[154]

Сразу же следует сказать, что основная часть получаемых сумм пускалась пленными на улучшение своего питания. Оплата могла производиться и натурой. Так, работавшие в сельском хозяйстве питались вместе с хозяевами, это и было платой, ведь на казенных работах, даже при использовании денег для покупки еды все равно питались хуже. Например, исследователь так пишет о работе пленных в российском сельском хозяйстве в 1915 году: «В целом их трудом были крестьяне довольны. В то же время все села жаловались на катастрофическую нехватку военнопленных и требовали увеличения числа последних, так как использование труда местных наемных рабочих было неэффективно в связи с необходимостью платить им высокую заработную плату».[155] А пленных зачастую просто кормили. Но зато кормили хорошо, и для пленных это было более выгодно.

К сожалению, обратная ситуация создавалась в Германии и Австро-Венгрии. Низкая оплата труда военнопленных дополнялась отсутствием продовольственных продуктов в свободной продаже, так как продовольствие подлежало государственной нормировке. Следовательно, купить что-либо по нормальным ценам пленные не могли, а для покупки продуктов на «черном рынке» выручаемых за труд нищенских сумм было мало. Потому-то источники и сообщают о том, что работа в сельском хозяйстве в Центральных державах отличалась от прочих работ, как земля от неба. Именно потому, что в селе пленных хотя бы сравнительно прилично кормили.

Русское «Положение о военнопленных» от 7 октября 1914 года в статье 13 указывало, что «производимые военнопленными работы оплате вознаграждением не подлежат». Правда, при этом в унисон Гаагской конвенции сообщалось, что эти работы «не должны быть изнурительными и не должны иметь никакого отношения к военным действиям». Одним словом, предполагалось временное использование труда пленных, впредь до скорой победы, в которой все еще были уверены: разворачивавшаяся в это время на фронте гигантская Варшавско-Ивангородская наступательная операция давала поводы для необоснованного оптимизма.

Вскоре по примеру противника российское правительство отказалось от любых ограничений относительно самих работ, а решения властей на местах окончательно узаконили практику использования неприятельских военнопленных на любых работах. Международное законодательство предусматривало необходимость вознаграждения пленных за работу в плену. Поэтому в совокупности с нарушением других принципов (запрет использования труда пленных на ряде работ) уже 8 марта 1915 года 13-я статья была дополнена в том смысле, что ведомства и учреждения, в ведении которых находятся работающие пленные, имеют право денежной выдачи вознаграждения «в целях поощрения их к более усердному труду». А 31 июля 1915 года новые правила окончательно постановили: «Установить на время настоящей войны выдачу поощрительного вознаграждения военнопленным за усердный труд при исполнении ими разного рода производимых по военному ведомству работ… в пределах не свыше десяти процентов существующей в данной местности стоимости дневного труда для данной категории работ». Тем самым оплата труда военнопленных фактически была узаконена.

Да и могло ли быть иначе, если труд военнопленных стал существенной частью работы российской оборонной промышленности? Это в сельском хозяйстве рабочих рук хватало до конца войны, чтобы обеспечить страну и Вооруженные силы продовольствием (перебои являлись следствием кризиса снабжения, а не производства продовольствия). В промышленности же труд пленных стал насущной необходимостью. Например, на уральских заводах в 1916 году 37 % рабочих составляли пленные. В целом же «к первой половине 1917 года военнопленные составляли около 25 % всех рабочих угольнодобывающей промышленности, около 26 % рабочих металлургической промышленности юга России, около 60 % рабочих железорудной промышленности, более 30 % рабочих горнозаводской промышленности Урала, около 28 % рабочих, занятых на добыче торфа».[156]

Размер установленной оплаты, в принципе, соблюдался, так как контроль над заработком военнопленного осуществлялся не работодателем, а органом, в распоряжение коего поступал пленный. А он был заинтересован в эффективной производительности труда. В сельском хозяйстве сравнительно с местными рабочими платили существенно меньше. Так, Д. И. Люкшин говорит, что, например, в Казанской губернии в 1915 году пленный получал от земства восемь рублей в месяц, работая у помещика, а крестьянину требовалась плата до полутора рублей в день. То есть заработок пленного составлял примерно четверть от оплаты труда местного рабочего. Неудивительно, что «В 1916–1917 гг. привлечение военнопленных для аграрных работ приобрело плановый характер».[157]

Передача военнопленных в помещичьи хозяйства, создававшая конкуренцию для местного населения, была необходима воюющему государству, заинтересованному в обеспечении фронта продовольствием. Но она же вызывала недовольство в деревне, в чем приходилось разбираться органам внутренних дел. Например, начальник Курского жандармского управления 21 апреля 1915 года доносил в Министерство внутренних дел, что «…крестьяне Грайворонского уезда Курской губернии крайне недоброжелательно относятся к экономиям, где взяты на работы военнопленные, так как администрация этих имений не берет местного мужского населения на работы, советуя заняться обработкой собственных земель. Крестьяне грозят, что если им не дадут заработка, то они не допустят к работам женщин своих сел. Крестьянки-солдатки, боясь недоразумений, решили о создавшемся положении написать мужьям в армию».[158] Допустить волнения в тылу было нельзя. Но и хлеб был нужен. Поэтому во время войны от пятнадцати до тридцати процентов всех работавших в помещичьих имениях все же составляли именно военнопленные.[159]