Мэлин молча расставила на камне миски с остывшей рыбой, принесла котелок холодной воды и села напротив. Я бросил согревающее заклинание, вскипятил чай, заварил травами из своего саквояжа и скосил взгляд на кусты. Сидит, паршивец упрямый, никак не хочет понять, что о нем же беспокоюсь.

– Может, мне поговорить с ним? – с наигранным равнодушием обронила Мэлин.

– Не нужно, – мне не хотелось, чтоб она становилась между нами посредником, – если он умный, и так поймет, что к чему. А с дураками разговаривать нечего.

– А он не имеет право сам выбирать? – внезапно разозлилась и она.

– Нет. Он несовершеннолетний и не понимает степень опасности, с которой мы столкнулись. И не соображает, что погибнет первым, если на нас снова нападут. А я не хочу, чтобы Ганимед погиб, хотя он и испортил мне не один штоф крови.

Я резко смолк и вцепился зубами в рыбу, а ведьмочка вдруг глянула на меня с неподдельным участием и, вынув из кармана маленькое зеркальце, поднесла к моему носу.

– Иллюзия слетела.

– Это не иллюзия, – рыкнул я, спешно отправляя рисунок чешуек под кожу, – это моя кожа. Я научился ее вытаскивать поверх защитного слоя.

– А разве это не кокон? – В ее голосе слышалось плохо скрытое сомнение.

– Нет. Кокон не получился, щиты сработали. Создалась защитная шкура.

– И ее нельзя… убрать?

– Зачем? Мне не мешает, – пожал я плечами и оглянулся на пещерку. – Иди, устраивай себе постель, пока светло. Мы ляжем на улице.

– Когда ты не проснулся, – вдруг задумчиво сказала Мэлин, – и мы увидели эту шкуру, ужасно боялись спать рядом в избушке.

– И где вы спали? – запоздало насторожился я.

– Возле костра. А дверь закрывали снаружи, и Ганик каждый вечер строил возле нее каменную пирамиду.

– А не могли додуматься, что я эти камни при желании вмиг размечу?

– Мы додумались, – невесело усмехнулась она, – потому тебя и привязали. А камни… Если ты начнешь ломать дверь и они покатятся, я успею вскочить и полить троесонным зельем.

– Спасибо, что рассказала, – язвительно поблагодарил я, – не думал, что ты умеешь такое варить.

– Умею. Ты правильно угадал, моя бабушка ведьма. А вот мать была бездарная, у нас способности передаются через поколение.

Я только усмехнулся. В корне неверная теория, но спорить или доказывать ничего не стал. Мне было интересно услышать о том, как и где жила бастарда до своего переезда в крепость.

– Она как услышала, что королева собирает всех бастардов, сразу увезла меня из поместья, где работала белошвейкой, на дальний хутор, к бабушкиным знакомым. Сама бабушка тогда жила в приграничном селе, была в крепости травницей. На хуторе мы прожили несколько лет, а когда мне было одиннадцать, мать умерла, ее на сенокосе укусила черная гадюка. Травница немного не успела… а я сама еще ничего не умела. Вот тогда меня бабушка и забрала – нарочно поссорилась с комендантом и ушла из крепости. Мы поселились в заброшенной сторожке лесника и бабушка начала меня учить. Она очень торопилась, знакомые передавали, что королевские сыскари рыщут, как волки.

Мэлин замолчала, с тоской глядя на гаснущий вдали закат и первые бледные звезды. Я поспешно бросил на себя заклинание невозмутимости и терпеливо ждал окончания, заранее зная, что оно мне не понравится. Кто я тут такой, чтобы выражать свое мнение по поводу королевских указов и планов?

– Они пришли под утро… и с ними был маглор. Не будь его, мы бы сумели уйти, но он бросил оцепенение.

– Что стало с бабушкой? – насторожился я, помнится, мне сказали, что старая ведьма умерла.

– Она попыталась меня отбить. Позже, когда меня везли на лошади через болото, подняла кикимор. А маглор бросил какое-то заклинание… Я только помню, как кричали кикиморы, а потом он меня усыпил. Очнулась я в крепости. Через некоторое время комендант сообщил, что бабушка умерла.

Святая пентаграмма.

Так вот почему она нас так ненавидела. Но он же не мог убить старуху?! Просто права не имел. Так же как я не имею права обсуждать с людьми действия точно таких практикантов, как я сам. Но и молчать сейчас нельзя. Теперь мне понятно, почему она завела этот разговор. Это проверка, экзамен на что-то, пока не известное мне, но, по-видимому, очень важное для нее.

– Мэлин, по инструкции он прав. Если на людей нападает нечисть, ее нужно наказать. Но я думаю, не совершу особого преступления, если открою тебе тайное наставление для маглоров. Нам запрещено на ваших землях использовать смертельные заклинания. Очень строго запрещено, как и кухонные, и подчинение, и многое другое. И он не мог этого не знать. Мне пока не известно, отчего умерла твоя бабушка, но точно знаю, что он не мог ее убить.

– Ты так веришь, что все вы поступаете точно по инструкции? – помолчав, угрюмо буркнула она и поднялась с места. – Пойду спать.

Я вздохнул и создал в пещере маленького светлячка, пока мы разговаривали, совсем стемнело. А потом вздохнул еще тяжелее и строго приказал Ганику вылезать из кустов.

– Чего? – Минут пять в кустах шуршало и сопело, потом все же явился растрепанный и поцарапанный мятежник.

– Вот еда, вон пещера, мы спим у входа. Я пошел спать, устал как лошадь, а утром рано вставать. Как поешь, накрой рыбу.

И направился к пещере. Мэлин уже устроила себе тощее ложе из одного одеяла, накрылась с головой другим, и изображала спящую, хотя мой новый слух донес до меня, что она еле слышно всхлипывает. Я остервенело рыкнул, почувствовал, как в руки впиваются острые когти, и, плюнув на все правила ковена, создал три воздушных перины. Приподнял девчонку воздушной петлей, подсунул под нее перину и услышал, как резко прекратилось всхлипывание.

Великая пентаграмма, пусть она только не вздумает, что разжалобила меня своим рассказом! Просто мне надоело валяться на камнях, а создать перину только для себя – верх неприличия.

Вопросом, когда пришел Ганик и как он ложился спать, я задался лишь на рассвете, когда организм настойчиво позвал меня на прогулку. А вернувшись, обнаружил, что мои спутники уже не спят, торопливо складывая вещи. Ну вот и замечательно, не стал я устраивать расспросов, у меня с утра было просто отличное настроение и никакого желания его испортить.

Изучая себя в зеркале после умывания, я неимоверно обрадовался, выяснив, что за ночь моя кожа не изменилась и осталась человеческой, а лицо, несмотря на некоторую трансформацию, было вполне узнаваемым.

Наскоро позавтракав и задвинув камнем пещеру, мы двинулись в путь. И на этот раз я не стал мелочиться, спустил лошадей на ровный склон воздушной петлей, минуя головоломные сюрпризы тайной тропинки. И нисколько не раскаивался в таком поступке. Во-первых, это в целях безопасности доверенного мне по контракту объекта, во-вторых, не видит никто посторонний, а дети не выдадут. Но самым главным, что подтолкнуло к такому нарушению правил, стало сделанное на рассвете приятное открытие: резерв был полон так, как бывал только на родном плато. Ну а если по совести, мне ужасно опротивело чувствовать себя дичью, причем загнанной, нищей и бесправной. Вряд ли наши таинственные враги так же избегают удобных дорог и гостиниц, едят рыбу без хлеба и валяются на голой земле под открытым небом. Видел я, как этот негодяй вальяжно восседал в особняке коменданта. Не думаю, что так там принимают всех подряд, и это наводит на очень неприятные мысли.