К середине дня двадцать тысяч человек собрались перед огромной сценой в Эфрате. Где-то среди них находились и Джордж Покок с семьей. Когда Франклин Делано Рузвельт появился на трибуне перед ними, он небрежно взмахнул мундштуком, и толпа взревела в приветственном возгласе. Потом Рузвельт начал говорить, наклоняясь вперед с трибуны и сжимая ее руками. Размеренным тоном, но с усиливающейся эмоциональностью, он стал рассказывать о тех преимуществах, которые принесет новая гидроэлектростанция этой засушливой земле в обмен на 175 миллионов долларов бюджета, которые уйдут на ее постройку: 1,2 миллиона акров пустынной земли станут пригодны для земледелия, будет доступна вода для орошения еще нескольких миллионов акров существующих земледельческих полей, будет вырабатываться огромное количество дешевой электроэнергии, которую возможно провести по всему Западу, а также появятся тысячи новых рабочих мест для строительства гидроэлектрической и ирригационной инфраструктур, которые понадобятся на станции. Пока он говорил, толпа прерывала его снова и снова бурей аплодисментов и хором громких одобрительных криков. Когда он говорил о водах реки Колумбия, которые пока свободно текли к морю, о неукрощенной ее энергии, он подчеркнул общность этого великого дела, лежащего впереди: «Это проблема не штата Вашингтон; это проблема не штата Айдахо; это – проблема, которая касается всех штатов одновременно». Он сделал паузу, вытащил из кармана платок и приложил его к своим блестящим от пота бровям. «Я верю, что мы своими глазами увидим, как электричество и энергия станут настолько дешевыми, что будут совершенно обычной вещью… для каждого дома в районе досягаемости линии электропередачи». Потом он перешел к заключению, обращаясь к мужчине и женщине, которые стояли прямо за ним: «У вас есть великолепные возможности, и вы поступаете благородно, держась за них… Так что сегодня я уеду с чувством, что эта работа в надежных руках; что мы продвигаемся вперед с очень полезным проектом; и что мы, несомненно, будем смотреть на него с точки зрения преимуществ для нашей страны». Когда он закончил, толпа опять взорвалась криками одобрения.

Многие из этих людей никогда не забудут тот день. Для них это было начало, первый реальный проблеск надежды. Пусть лично они ничего не могли сделать, чтобы изменить ситуацию в стране, но, возможно, все вместе они могли что-либо предпринять. Возможно, семена великих перемен лежали не просто в упорстве, тяжелой работе и скрытом индивидуализме. Возможно, они лежали в чем-то более фундаментальном – в простой идее о том, что все будут работать и улучшать ситуацию вместе.

Лесник подобрался к Джо сзади. Джо стоял на длинной каменистой отмели на реке Дандженесс и изучал запруду, пытаясь поймать лосося, и звук струящейся воды заглушал шаги лесника. Смерив Джо глазами и рассчитав, что он может и проиграть в схватке лицом к лицу, лесник поднял толстую ветку, аккуратно прицелился и ударил ею парня по затылку. Джо без сознания упал вперед, на камни. Очнулся он через несколько минут и сразу увидел взбешенного Гарри Секора, который бросился вслед за лесником вниз по реке, потрясая своим багром, как копьем. Лесник исчез среди деревьев, но Джо и Гарри знали, что он вернется сюда с подкреплением. Рыбалка закончилась. Они никогда больше не будут ловить здесь лосося.

После путешествия через всю страну Джо провел остаток лета 1934 года во все еще недостроенном доме на Сильберхорн Роуд в Секиме, отчаянно пытаясь накопить достаточно денег, чтобы протянуть еще один учебный год. Он скосил еще больше сена, еще больше выкопал каналов, взорвал еще больше пней и положил еще больше горячего черного асфальта на шоссе 101. Но большую часть времени он работал в лесу с Чарли Макдоналдом. Чарли решил, что его фермерскому домику нужна новая крыша. В один прекрасный день он запряг своих тяговых лошадей в телегу и взял Джо с собой, вверх по течению реки на поиски кедра. Лес в северной части его земель был вырублен всего двенадцать лет назад. Лесорубы тогда искали девственные леса, которые все еще росли вдоль этого берега Дандженесс. Здесь были огромные дугласовые пихты и массивные западные красные кедры. Некоторым кедрам было более двух тысяч лет, и их пни – более двух метров в диаметре – возвышались, как древние монументы, над зарослями гаультении, черники, молодых тополей и фиолетовых шапок иван-чая. Эти огромные и массивные кедры были ценны прежде всего тем, что из них получались хорошие доски и дранка для крыши, и те люди, которые их срубали, забирали только среднюю часть деревьев, оставляя длинные верхушки, там, где были ветки, и низ, где стволы начинали расходиться и волокна дерева не были такими ровными и прямыми. Многое из того, что осталось, все еще можно было использовать, если знать, как «читать» дерево и расшифровывать его внутреннюю структуру.

Джордж Покок за работой в своей мастерской

Чарли провел Джо среди пней и поваленных деревьев, объясняя ему, как понять, что кроется за корой упавших бревен. Он перекатывал их специальным крюком – кондаком, постукивал их тупым концом колуна, проверяя на звонкость, которая показывала прочность дерева. Руками он проверял наличие на них спрятанных сучков и неровностей. Он сгибался над спилами и смотрел на рост годичных колец, пытаясь точнее посмотреть, насколько плотно и ровно внутри располагались волокна. Джо был в восторге, его заинтриговала сама мысль, что он может научиться замечать то, что другие не могут разглядеть в дереве, и, как всегда, его увлекла идея, что можно найти что-то ценное в том, мимо чего остальные проходили или выбрасывали за ненадобностью. Когда Чарли нашел бревно, которое ему понравилось, и объяснил Джо, почему оно понравилось, оба они взяли пилу для поперечной резки, разрезали древесину на шестидесятисантиметровые полена – бруски размером с кровельную дранку, – и перетащили их в телегу.

Позже Чарли научил Джо, как расшифровать едва заметные подсказки формы, текстуры и цвета древесины, которые позволяли ему расколоть дерево на ровные дощечки и увидеть скрытые слабые и, наоборот, упругие участки. Он научил молодого человека, как расщепить бревно аккуратно на четыре части молотом и железными клиньями; как использовать молоток, чтобы вбить колун – основной инструмент для изготовления дранки, состоящий из длинного прямого лезвия с одинаково длинной перпендикулярной ручкой – в древесину поперек, а не вдоль волокон; как ровно провести колуном по всей длине дерева; как слушать дерево, когда оно начинает «разговаривать», когда волокна потрескивают и мягко щелкают, отделяясь друг от друга, подавая знак, что они готовы разделиться вдоль той линии, на которую он нацелился; как повернуть колун в древесине резко и в нужный момент, чтобы аккуратно и быстро отделить дощечку с гладкой лицевой стороной, ровную, готовую для того, чтобы класть крышу.

За несколько дней Джо научился работать колуном и кувалдой и мог распилить бревно и наколоть дранки из него почти так же быстро и аккуратно, как Чарли. Год гребли не прошел даром – у него была удивительная сила в руках и плечах, и он работал с кучей кедровых бревен, как машина. Маленькая горка дранки скоро лежала вокруг него на скотном дворе Макдоналда. Он был горд новыми навыками и знаниями и внезапно осознал, что рубка кедра влияла на него едва уловимым, но понятным образом – это занятие удовлетворяло его внутреннюю сущность и очень успокаивало. Это было очень похоже на то удовольствие, которое он раньше получал от того, что учился обращаться с новыми инструментами в автомастерской и решал практические проблемы. И здесь ему нравилось разбираться во всех неровностях и гранях, удар по которым расколет кедр ровно или неаккуратно. И частично это была очень чувственная работа. Ему нравилось, как дерево нашептывало ему перед тем, как расколоться, почти как живое, а когда оно наконец поддавалось под его руками, нравилось, как оно неизменно открывалось перед ним в чудесных и непредсказуемых красках – пятнах оранжевого, бордового и кремового. В тот самый момент, когда дерево раскалывалось, оно всегда наполняло воздух ароматом. Остро-терпкий запах, который поднимался от только что разрубленного дерева, был точно таким же, как и на лодочной станции в Сиэтле, когда Покок работал на чердаке. Джо казалось, что существует какая-то связь между тем, что он изучал здесь, среди кипы свеженаколотой дранки, тем, что Покок создавал в мастерской, и тем, что он сам пытался сделать в тех лодках, которые построил Покок, – это было нацеленное приложение силы, четкая координация движений и мыслей, внезапное открытие тайн и волшебной красоты.