– Но какой именно? – поинтересовался Акэти.

– Я подумаю, мой господин, – пообещал Уми-Мару. – Прошу вас дать мне пару дней.

– Хорошо. Если за этот срок ты не сможешь ничего предложить, я поведу вас на штурм.

Самураи откланялись и удалились. В шатре Акэти остался только Уми-Мару. И хотя молодому самураю уже минуло двадцать два года – возраст, означавший зрелого мужчину и, несмотря на то, что он был женат в течение года – всё же по-прежнему оставался фаворитом Акэти.

Военачальник любил красивых мужчин и не скрывал своей слабости к Уми-Мару, который приходился ему дальним родственником. Молодой самурай также благоволил к своему покровителю, ибо тот дал ему богатство, знатную жену и положение в ставке сёгуна. Самураи, порой не брезгавшие услугами юношей во времена военных действий, с пониманием относились к привязанности стареющего Акэти, ведь тому минуло сорок семь лет. Он был не на много старше Тоётоми, но постоянные битвы и ранения во имя сёгуната, заметно его состарили. К тому же Акэти, как и многие самураи его возраста считали, что любовь только к женщине делает воина чрезмерно мягким и добрым, а сюдо[112]– именно то, что необходимо настоящему мужчине. Ибо в нём нет той нежности, что может дать женщина, в нём нет слёз и упрёков, а только – сила плоти, которая, по его мнению, укрепляет воинский дух.

Уми-Мару предупредительно наполнил чашу вином и подал её Акэти.

– Благодарю тебя. Ты всегда предвосхищаешь мои желания.

Молодой самурай почтительно поклонился.

– Могу ли я рассчитывать на вашу награду, если сумею хитростью захватить Адзути?

Акэти внимательно воззрился на фаворита.

– Безусловно. Ты уже что-то придумал?

– Возможно… – уклончиво ответил Уми-Мару.

– Тогда поделись со мной своими соображениями. Ты же знаешь, я всегда держу слово…

– О да, мой господин! У меня не возникло ни малейшего сомнения по этому поводу. Просто… – Уми-Мару запнулся.

– Говори же, не заставляй меня сгорать от нетерпения, что не пристало самураю моего положения!

– Простите меня, мой господин. Я хотел сказать, что я немного не уверен в своём замысле. Вы позволите, если я расскажу о нём позже? Ведь вы дали мне два дня…

– Хорошо, – Акэти милостиво кивнул. – Снимай кимоно…

Уми-Мару подчинился, Акэти с удовольствием созерцал его крепкое сильное тело, чувствуя, как желание приливает к его мужской плоти…

* * *

На утро, едва настал час Зайца, Уми-Мару приказал схватить христианского миссионера отца Доминго, который уже долгое время проповедовал свою религию на землях Нобунаги. Христианский храм, выстроенный из местного камня, находился примерно в двух ри от военного лагеря на берегу озера Бива.

Уми-Мару слышал историю о том, что Нобунага лично вёл переговоры с португальцами, итогом которых стали вожделенные мушкеты для императора, для иностранцев же – возможность строительства христианской миссии.

Отец Доминго, одетый в чёрную рясу, подпоясанную простой верёвкой стоял перед самураем. Уми-Мару с любопытством разглядывал миссионера, отметив про себя его уродливую внешность и странный цвет волос.

– Тебя зовут Доминго? – Уми-Мару первым нарушил молчание.

– Да… Ваши люди вытащили меня из постели для того, чтобы уточнить сие обстоятельство?

– Ты дерзкий христианин, – спокойно заметил самурай. – Думаю, тебе будет небезынтересно знать, что твоему покровителю скоро придёт конец.

Доминго немного помолчал, но всё же осмелился спросить:

– Вы собираетесь взять штурмом Адзути?

– Да…

– Это безумие. Замок непреступен. Ода Нобунага использовал все достижения европейского градостроительства.

– Мне это известно. Наверняка и ты знаком с этими достижениями.

– В общих чертах. Я – не архитектор, а священник. Моё дело – служить обедни и читать проповеди, – пояснил отец Доминго.

– Да, но ты – португалец!

– Это ничего не значит…

– Хорошо… Разве ты не бывал в Адзути? – как бы невзначай поинтересовался самурай.

– Отчего же? – бывал. Я понимаю, что вам надо узнать о расположении колодцев, тайных ходов… Неужели вы думаете: Ода Нобунага так беспечен, что рассказывает об этом всем подряд?

– Нет, не думаю. Но ты – португалец. Тебе он мог поведать свои тайны… – возразил Уми-Мару.

– Я ничего не знаю, кроме того, что Адзути богат и неприступен.

Уми-Мару почувствовал, что впустую теряет драгоценное время.

– Войска сёгуна всё равно возьмут замок, пусть даже погибнут тысячи самураев. И тогда господин Акэти Мицухидэ изгонит христианскую миссию со своих земель. Но, если ты нам поможешь… Он позволит тебе проповедовать и даже наградит.

– Что вы хотите от меня? Я – не воин и не архитектор…

– Знаю, знаю. Это я уже слышал. Но ты мог бы мне назвать имена тех, кто не доволен своим даймё, или был им обижен…

Отец Доминго задумался: ему не оставляли выбора – миссия только окрепла, на сооружение храма ушла огромная сумма рё…

– Трудно назвать таковых людей. На ум приходит только одно имя.

Уми-Мару напрягся.

– Говори же!

– Кицунэ, бывшая наложница Нобунаги. Когда-то, очень давно, он изгнал её из Адзути за измену. Она стала падшей женщиной, промышляет продажей своего тела.

Уми-Мару был удовлетворён ответом священника.

– Где её найти?

– Она живёт недалеко от замка, в хижине, что стоит на дороге, ведущей в Киото.

* * *

Уми-Мару с интересом рассматривал женщину, некогда считавшуюся красавицей не только в княжестве, но и в Киото. Кицунэ была не высока ростом, её лицо хорошо сохранилось, избежав морщин, увы, не щадивших ни крестьянок, ни аристократок. Её некогда чёрные, как смоль, блестящие волосы, необычайной густоты и длины, собранные в простой пучок на затылке и закреплённые простыми деревянными шпильками, уже изрядно тронула седина. Кицунэ, облачённая в серое кимоно, подпоясанное домотканым оби с примитивной вышивкой, села перед самураем на колени и коснулась лбом пола. Она молчала…

– Мне известно, что ты была наложницей Нобунаги. Не так ли? – спросил Уми-Мару.

– Да, господин. Но это было очень давно.

– У тебя есть дочь…

– Да, господин. Но до меня дошли слухи, что её похитили. Я ничего не знаю о её дальнейшей судьбе.

Уми-Мару невольно поддался обаянию, исходящему от этой женщины, пусть даже уже седой и одетой в простую одежду. Он почувствовал в ней нечто, вероятно, то, что и привлекло к ней в своё время Нобунагу, впрочем, не только…