Когда фусуме отворились, молодая вдова опустилась на колени прямо в коридоре, подчёркивая тем самым покорность воле своего свёкра.

– Хитоми, прошу тебя… – сёгун улыбнулся, пригласив невестку войти. Молодая вдова засеменила по татами и села напротив Тоётоми. – Мы давно не виделись, ты так редко прокидала свои покои… Твои чувства и печаль известны всем в Исияме…

– О, мой господин! – воскликнула невестка. – Боль утраты всегда будет в моём сердце!

Сёгун пристально смотрел на Хитоми, находя её ещё более красивой и желанной, с тех пор как впервые увидел её… Его посетили отнюдь не подобающие мысли – всё-таки перед ним вдова его сына, впрочем, это не имело значения… Теперь молодая прелестница свободна, и Тоётоми, как вполне ещё сильный мужчина, невольно ощутил желание.

– Я пришла к вам, господин Тоётоми, чтобы просить о милости, – робко начала вдова.

– Тебе плохо в Адзути? Ты чем-то недовольна?

– Нет, нет, – поспешила заверить Хитоми, – всё прекрасно! У меня достаточно нарядов, три служанки весьма предупредительны к моим желаниям, паланкин всегда к моим услугам, если я желаю посетить святилище Хонгу…

– Но что же тогда тревожит тебя? – удивился сёгун.

– Срок положенного траура истек, и хоть я и скорблю о смерти мужа, всё же остаюсь женщиной…

– Ты хочешь завести любовника?! Разве на то надлежит испросить моего дозволения?

– Господин! – воскликнула Хитоми и поклонилась, коснувшись лбом пола. – Я в затруднительном положении, ваш верный слуга господин Ятамаси предложил мне стать его наложницей. Я право в смятении…

Сёгун хмыкнул.

– Ятамаси старше меня почти на десять лет, он благополучно пережил двух жён! – в негодовании воскликнул Тоётоми. – Негоже столь молодой женщине, как ты, греть кости этого старика. Да ещё и быть у него в наложницах! Неслыханная дерзость! Так или иначе, ты теперь принадлежишь к моему роду, и я не позволю, чтобы вдова моего сына стала наложницей у стареющего вельможи!

Хитоми терпеливо внимала негодованию Тоётоми и, наконец, спросила:

– Вы против?

– Да! Этот мужчина – не для тебя!

Хитоми потупила взор.

– Ах, господин! Но тот мужчина, которого я желаю по-настоящему, женат и совершенно не обращает на меня внимания…

Тоётоми рассмеялся.

– Открой мне секрет, кто же это слепец, что не видит твою красоту и свежесть?!

Хитоми замялась.

– Я… я не могу этого сделать…

– Отчего же? – удивился сёгун. – Скажи мне: кто в Исияме или в сёгунате пренебрёг тобой? Я тотчас велю ему пасть к твоим ногам!

– Ах, господин Тоётоми, всё не так просто… – смущённо пролепетала прекрасная вдова.

Сёгун с удивлением воззрился на свою невестку.

– Неужели ты так влюблена в этого слепца?

– Да… С первого взгляда, как прибыла в Исияму… – с готовностью подтвердила та.

Тоётоми задумался, пытаясь вспомнить: кто встречал юную невесту по прибытии в Исияму? – получалось, что несколько самураев… И кто же из них так задел сердце Хитоми?

– Напрасно ты не хочешь назвать его имени. Я помогу тебе.

– Вот… – Хитоми протянула сёгуну свиток.

– Что это? – поинтересовался сёгун, разворачивая послание.

– Здесь имя того, кого я страстно желаю…

Тоётоми увидел изящные иероглифы, выполненные в каллиграфическом стиле, и прочитал:

– В помраченье любви сквозь сон мне привиделся милый, если б знать я могла, что пришел он лишь в сновиденье, никогда бы не просыпалась![104]

Он оторвал взор от свитка и воскликнул:

– Прекрасные стихи! И кто же их автор?

– Я… – призналась Хитоми.

– Да, но я не вижу здесь имени твоего возлюбленного!

Хитоми засмущалась, её щёки залил яркий румянец.

– Неужели вы так ничего и не поняли?

Тоётоми снова воззрился на свиток, затем на Хитоми, мастерски изображавшую неподдельное смущение. Постепенно он начал постигать смысл сказанного невесткой…

– Ты хочешь сказать, что этот слепец – я?

– Да, мой господин…

Тоётоми растерялся: давно столь прелестные особы не изъяснялись ему в любви, да ещё таким изящным способом!

Хитоми, решив окончательно смутить своего свёкра, прочла вкрадчивым томным голосом:

– С тех самых пор, как в лёгком

сновиденье

Я, мой любимый, видела тебя,

То, что непрочным сном

Зовут на свете люди,

Надеждой прочной стало для

меня![105]

* * *

Тоётоми почувствовал, что более не в силах справиться со своим естеством. Он выслушал Хитоми, затем резко встал.

– Я прогневала вас, мой господин? – испугалась невестка.

– Нет… ни коим образом. Я хочу, чтобы ты стала моей наложницей, – решительно преложил он.

– Это честь для меня, – Хитоми встала и поклонилась, понимая, что достигла желаемого.

– Сегодня вечером я жду тебя в своих покоях.

– Я не заставлю себя ждать, мой господин.

Хитоми поклонилась и, раздвинув фусуме, исчезла в сумраке замкового коридора.

Ода Нобунага, расположившись на татами, в своих покоях читал послание сёгуна. Тон письма был достаточно вежливым, но одновременно – предельно жёстким, ибо господин Тоётоми требовал увеличения отчислений в казну сёгуната.

Даймё находился в сложном положении. Сёгун буквально задавил налогами, в то же время Нобунага продолжал поддерживать императора, что составляло весьма ощутимую долю доходов Яшмового дома.

Перед Нобунагой стоял нелёгкий выбор: либо смириться со своей участью и полностью стать марионеткой сёгуна, отречься от обещаний данных императору Гендзи, либо противостоять из последних сил. Последнее продлиться недолго, ибо Тоётоми вышлет против строптивого даймё вооружённую до зубов армию самураев… И что же дальше? – отряд разорит предместья Адзути, но никогда ему не завладеть замком – слишком хорошо тот укреплён, стены настолько крепки, что даже у португальцев нет таких пушек, дабы разрушить их.

Сопротивление непокорного Адзути приведёт сёгуна в ярость: он прикажет осадить замок… Сколько времени Нобунага сможет пребывать в осаде? – вероятно долго… Может ли он рассчитывать на дружественные кланы Тюсингура и Ходзё? Нобунага не мог дать ответов на столь многочисленные вопросы.