— Кость, ты прости старика, что втравил тебя во все это, — Ларушев поднял бокал. — Но, сам же понимаешь…

— Понимаю, — совершенно серьезно ответил тот, тоже поднимая бокал. — И не за что извиняться. Это было мое личное решение, остаться с вами или уйти. Я — остался. И ни о чем не жалею, честно. А когда они придут? Вы ж в курсе, их ждет парочка сюрпризов. Боюсь, они недооценивают современные сетевые и компьютерные технологии. Ну, а дальше? Да неважно. Мы неплохо поработали эти годы, и, я уверен, поработали не зря. Так что за вас, Виктор Александрыч! И за наш Проект…

Украина, район Харькова, весна 1942 года

— Больно, товарищ лейтенант? Вы потерпите, потерпите, я сейчас, — мелодичный, чуть задыхающийся девичий голос Кириллу был решительно незнаком. Уж точно, что не Ленкин. Так, стоп, стоп, стоп… какой девичий голос, почему лейтенант?! Он четко помнил погружающийся в болото танк, свой отчаянный рывок к люку и лишивший сознания удар о казенник. Почему лейтенант, если там он остался старшим сержантом, командиром танка с бортовым номером «334»?! И, если «тридцатьчетверка» погибла в белорусском болоте, почему он не вернулся, почему его не выбросило из игры?! Или вмешался некий посторонний, неизвестный ему фактор? Да и отчего ему, собственно, должно быть больно? Ничего подобного, ничуточки ему и не…

В следующий миг парень едва не заорал от внезапно нахлынувшей боли, буквально заполонившей все его существо. Он дернулся, выгибаясь дугой, но чьи-то маленькие ладони легли на грудь, решительно опуская напрягшееся тело обратно. Под лопатками ощущалось нечто неровное, словно он лежал на земле, а в поясницу упиралось что-то твердое, наверняка кобура с ТТ или наганом.

— Тише, товарищ лейтенант, да тише же! Вам пока нельзя, не вставайте! Контузило вас, и осколочное… и ожог еще…

И Кирилл вспомнил. Память, секунду назад еще чужая, а теперь уже его собственная, вернулась одновременно с болью, правда, уже потихоньку угасавшей. Виктора Говорова больше не существовало, он так и остался на семь с лишним десятилетий в покоящейся на дне болота бронированной коробке. Теперь его звали Анатолий Логов, лейтенант, комвзвода Т-34 из состава 5-й гвардейской танковой бригады, совсем недавно переброшенной под Харьков, в состав Шестой армии Юго-Западного фронта для проведения майской наступательной операции. Той самой, что некоторые историки впоследствии назовут «последним триумфом вермахта» и про которую Сталин скажет: «Юго-Западный фронт, благодаря своему легкомыслию, не только проиграл наполовину выигранную Харьковскую операцию, но успел еще отдать противнику восемнадцать-двадцать дивизий… Если бы мы сообщили стране во всей полноте о той катастрофе, которую пережил фронт и продолжает еще переживать, то я боюсь, что с вами поступили бы очень круто».[2]«Харьковский котел», приведший к прорыву гитлеровских войск к Волге и Кавказу и стоивший нам тысяч бойцов и сотен потерянных подбитыми и брошенными при отступлении танков и другой боевой техники…

Память аватара услужливо делилась с Кириллом событиями нескольких последних дней. Ночная разгрузка с платформ на небольшой станции, название которой в памяти не отложилось из-за безумной спешки. Запомнились лишь тонущие в сиреневых клубах выхлопов лучи фар, похожие на сужающиеся световые клинки, рокочущий лязг сцепок, яростный, кто кого переорет, мат-перемат танкистов и железнодорожных бригад, рев моторов да свистки паровозов. Неразбериха тогда была — просто жуть, ведь одновременно разгружалась и пехота, и артиллерия, и тыловые службы, и хрен-разбери-в-темноте-кто-там-еще.

И все торопились, орали, матерились и всеми силами старались не мешать друг другу, разумеется, внося в происходящее еще куда большую сумятицу. Затем — короткий марш в условиях полной светомаскировки, по счастью, обошедшийся без серьезных происшествий, и, уже на рассвете, когда апрельское утро робко высеребрило восточный край небосвода, рассредоточение в куцем лесочке, почти полностью порубанном в целях все той же маскировки. В итоге часам к семи утра опушка на протяжении нескольких километров приобрела весьма своеобразный вид: сиротливые стволы деревьев, лишившиеся крон на высоте в два человеческих роста — и исполинские рукотворные холмы из забросанных ветками танков. Полевые кухни, как ни странно, на сей раз не затерялись в хитросплетениях полевых дорог и прочем прифронтовом хаосе, и ближе к обеду им щедро выделили по порции гречневой каши с мясом. Из напитков предлагался чай без ограничений и скудный глоток спирта из нашедшейся у родного экипажа фляги.

Никакой задачи им пока не ставили, хотя на уровне солдатского радио все прекрасно знали, что буквально через несколько дней предстоит масштабная наступательная операция по освобождению Харькова от немецко-фашистских захватчиков. Учитывая виденное утром на станции, в это вполне верилось, тем более что составы с войсками разгружались не только здесь, но и по всей линии фронта, и Юго-Западного и Южного. Настроение среди личного состава Пятой гвардейской царило самое что ни на есть победное, в духе: «Вот ужо мы им вломим, как зимой под Москвой!»

Несколько дней прошли для лейтенанта Логова (в отличие от Кирилла, вовсе не имеющего никакого боевого опыта, поскольку под Харьков Анатолий попал прямо из танкового училища, тот самый «ускоренный выпуск») в блаженном почти что ничегонеделании, прерываемом лишь получением боеприпасов, техобслуживанием давно требующих замены, порядком изношенных танков взвода и занятиями с экипажами, касающимися не столько предстоящего наступления, сколько поддержки морального духа необстрелянных в основной своей массе бойцов. Единственным по-настоящему интересным оказалось краткое знакомство с ленд-лизовской техникой, впервые столь масштабно применяемой на Восточном фронте, английскими пехотными «Валентайнами» и «Матильдами» и штатовскими средними М2А1 и М3, пока еще не успевшими заслужить скорбного прозвища «братская могила на семерых». Как ни странно, союзнических танков оказалось довольно много, почти треть от общего числа, правда, в основном на южном направлении.

Наконец наступило двенадцатое мая, когда в половине восьмого утра, после часовой артподготовки и длившегося около двадцати минут авианалета на разведанные позиции и опорные пункты противника, северная ударная группировка, в состав которой входила и 5-я гвардейская бригада, начала наступление в общем направлении Ефремовка — Охочое.

Ширина фронта оказалась довольно значительной, в пятьдесят пять километров. Одновременно в атаку пошла и южная группировка, начав наступление в те же самые семь тридцать утра. Как нечасто бывало в начальный период войны, наступающие войска Юго-Западного фронта действовали при массированной поддержке авиации, взлетавшей с аэродромов в Крыму. Несмотря на успех первых дней наступления, атакующие советские войска столкнулись с упорным сопротивлением врага, большинство опорных пунктов которого, как выяснилось, не подавила ни артиллерия, ни авиационные налеты. И все же немецкая оборона была прорвана практически по всему фронту, и танки при поддержке пехоты углубились в нее на двадцать-тридцать километров. Но к исходу четырнадцатого мая северная группировка уже практически исчерпала возможности для дальнейшего наступления; ее ударные силы истощились при прорыве главной полосы обороны и сдерживании контратак противника. Не хватало боеприпасов и горючего, боевая техника в значительной мере требовала замены, да и авиаподдержка почти в полном составе была переброшена на южное направление. Южная ударная группировка в первые дни наступала не менее удачно, с ходу проломив немецкий фронт на 25–30 километров в глубину. Об успехе наступления говорили не только сотни пленных немцев, румын и венгров, но и достаточно значительное количество захваченной трофейной техники, танков и самоходок, часть из которых удалось использовать в бою. И все же темп наступления постепенно снижался. Да и впервые появившиеся на Восточном фронте новые фашистские «четверки» модификации F2 с длинноствольной пушкой в сорок три калибра оказались весьма неприятным сюрпризом, поскольку могли жечь наши Т-34 на дистанции, неподвластной родным «эф тридцать четвертым». Пятая гвардейская теряла машины и людей, но все еще продвигалась вперед вместе с приданными стрелковыми подразделениями.