Затопленный участок проехали на удивление легко, «тридцатьчетверка» не погружалась выше ступиц, вот только гнилые бревна порой проседали под весом, заставляя танк опасно крениться или зарываться носом. А затем пошла «сухая» гать, очень похоже, проложенная еще до исторического материализма, то бишь во времена канувшей в историю Российской империи. Почерневшие, замшелые от времени бревна плотно прилегали одно к другому, и лишь изредка встречались разрушенные, в одно-два бревна, участки, залитые водой. Подобная гать может служить десятилетиями, проблема лишь в том, что проложившие ее вряд ли рассчитывали на танки, которых в те времена и вовсе не существовало.

«Тридцатьчетверка» упрямо перла вперед на первой передаче, бревна с легким хрустом ложились под гусеницы, вдавливаясь в грунт, но пока держали. Кирилл, на правах командира, уже привычно сидел на башне, свесив ноги в люк, заряжающий и радист разместились на крыше моторного отсека, держась руками за рым-болты по краям башни — неведомо почему, но Харьковский танк оказался напрочь лишенным каких бы то ни было поручней. Взведенный ППД лежал на коленях — так, на всякий случай. Места хоть и глухие, но фронт совсем близко, мало ли кто может шляться по этим болотам, от таких же, как они, окруженцев, до немецких поисковых групп.

Развернув поверх автомата карту, Кирилл всмотрелся в знакомые до боли отметки. До линии фронта еще километра четыре, что с их скоростью растянется не на один час. И это при том, что…

Додумать мысль парень не успел: над головой пронесся, завывая мотором, распластанный силуэт. Черно-белые кресты на голубом фоне, окрашенный желтым кок и концы крыльев. «Мессершмитт», не факт, конечно, что тот же самый, но теперь явно по их душу. Иначе что ему, собственно, делать над этим болотом? Разведчик? Нет, скорее, свободный охотник.

— В машину! — Кирилл первым соскользнул в башню, прижался к борту, освобождая место для товарищей. В принципе ничем особенным «сто девятый» им навредить не может, бортовые 7,92-мм пулеметы опасны в воздушном бою, но двадцать миллиметров танковой брони никак не пробьют. А вот мог ли «худой» нести бомбовую нагрузку, Кирилл, как ни старался, вспомнить не мог. Если судить по кинофильмам, вроде бы мог, а как оно обстояло на самом деле? Хрен его знает…

«Интересно, у него вроде еще и пушка должна быть? Между цилиндрами двигателя? — испуганно сообщил внутренний голос. — Или нет?».

Не закрывая люк, парень наблюдал за самолетом. «Мессер» ушел вперед, лихо развернулся через крыло и, наклонив нос, понесся назад. Похоже, на атаку заходит, сука! Кирилл рванул крышку. И в тот же миг по обеим обочинам протянулись фонтанчики влажной, перемешанной с измочаленной травой земли. Несколько пуль угодили в торцы выстилавших гать бревен, разнося их в щепу. Самолет снова развернулся, теперь заходя со стороны кормы. Свинцовые строчки прошлись точно по центру гати, звонко пробарабанив по броне. Мгновением спустя донесся рев тысячесильного мотора — самолет прошел совсем уж низко, едва не задевая плоскостями верхушек деревьев.

«Мог, сволочь, — неожиданно вспомнил Кирилл. Память, как уже не раз бывало в минуту крайней опасности, услужливо подсказала, „разархивировав“, казалось бы, навсегда забытое, отложенное на самое дно сознания. — Модификация „Эмиль“ поднимала до двухсот пятидесяти килограмм бомб. А нам и одной-единственной за глаза хватит. Бронирование крыши два сантиметра, от пуль защитят, от двадцатимиллиметрового снаряда или бомбы — нет. Даже если боеукладка не рванет, нас по-любому по стенкам размажет. Правда, там, в будущем, танк вроде бы целым подняли…»

Со своего места Кирилл не видел, как «Мессершмитт» снова развернулся, набрал высоту и вошел в пологое пике, роняя в тридцати метрах впереди черную каплю пятидесятикилограммовой фугасной бомбы. Взрыв взметнул фонтан грязи, перемешанной с обломками бревен и сизым дымом сгоревшего тротила. Коротко выматерившись под нос, механик, перед мысленным взором которого все еще стояла та, виденная на околице деревни, сожженная авиаударом колонна, резко свернул с дороги, уходя на безопасную с виду поляну, совершенно сухую, с несколькими кочками, поросшими осокой и невысокими чахлыми сосенками в руку толщиной. Воды нигде видно не было, но это уже ничего не могло изменить. Откуда ему, городскому жителю, было знать, что это — самое страшное место в любом болоте, так называемое «сонное озеро». Сверху типичнейшая луговина и редкий лесок, а под слоем дерна — многометровая водная пропасть. Успев проехать буквально метров пять, «тридцатьчетверка» завалилась вправо, со вполне объяснимой для ее веса быстротой уходя под воду. Поняв, что происходит — в распахнутый люк механика-водителя уже вовсю хлестала вода с лохмотьями сорванного дерна — Кирилл рванулся было к башенному люку, но танк неожиданно резво завершил переворот и башней вниз ухнул на четырехметровую глубину.

«Спасательный люк!» — было последним, о чем успел подумать старший сержант Виктор Говоров, он же — Кирилл Иванов, прежде чем Т-34 мягко опустился на дно белорусского болота. Он еще успел рвануться вперед, натыкаясь на контейнеры вертикальной боеукладки, внезапно оказавшиеся над головой, на разлетевшиеся по боевому отделению трофейные карабины и вещмешки, но ударился в темноте о казенник пушки, теряя сознание. Его затянутое в мгновенно промокший комбинезон тело глухо плеснуло, погружаясь под воду, уже успевшую залить башню по самый погон и продолжавшую стремительно подниматься. Кириллу и допустившему последнюю в своей жизни ошибку механику-водителю повезло, и они захлебнулись сразу — в отличие от товарищей, тщетно пытавшихся раздраить заклинивший драп-люк…

Немецкий самолет сделал крут над пятиметровой угольно-черной полыньей, еще парой минут назад казавшейся поросшей редколесьем невинной поляной, и, качнув крыльями, ушел в сторону своего аэродрома, доложив по рации об уничтожении натворившего столько бед русского танка вместе с экипажем. На постепенно успокаивающейся поверхности воды плавала сорванная тонущим танком болотная трава, ветки и обломки бревен разрушенной гати. Точно по центру полыньи медленно расползалось радужное пятно солярки.

Через месяц немцы пригонят к уже почти полностью затянувшемуся «окну» полугусеничный восемнадцатитонный тягач Famo и инженерную машину на базе Pz-IV. Несмотря на глубину, им удастся завести тросы на кормовые буксирные серьги, однако «тридцатьчетверка» в руки врага пойти не захочет, едва не утянув вслед за собой съехавшую с гати Bergepanzer.

А еще через семьдесят шесть лет танк с первой попытки поднимут на поверхность белорусские поисковики…

Россия, недалекое будущее

Из «Склифа» Лена вернулась далеко за полночь, вызвав по комму такси. Бросив на полочку в прихожей связку ключей — вот и обзавелась собственным комплектом, ага — девушка бездумно прошлась по комнатам, зажигая везде свет. Зачем-то включила Кирюшин комп и свой ноутбук — и окончательно пришла в себя уже на кухне, захлебываясь слезами.

Лечащий врач в целом ничего страшного не сказал, даже, наоборот, в определенной мере обнадежил. Сообщил, многозначительно глядя в потолок, что Кириллу ничего особо ужасного и не грозит, организм, мол, молодой, здоровый. Ну, и все такое прочее. Вот только когда он выйдет из комы, науке, как говорится, неизвестно, увы. Может, завтра с утра, а может, и через год. Забрать домой? Да, скорее всего, будет возможно через пару дней. Уход? Конечно, кто-то постоянно должен находиться рядом. Иск к создателям игры? А смысл? Ведь он согласился с правилами, особо оговаривавшими любые форс-мажорные ситуации, подтвердив свое согласие регистрацией электронного паспорта… Ну, и так далее…