отвлекло ее от превратностей человеческого мира. Айона пыталась понять, как птицы узнают, куда двигаться, и почему не сталкиваются друг с другом. Зрелище настолько завладело ею, что, когда поезд подкатил к Сербитону и в окне вместо скворцов появилось женское лицо, она едва не вскрикнула. Это лицо можно было бы даже назвать красивым, если бы оно не перекосилось от невероятной злобы.

– Боже, что такое с этой женщиной? – спросила она у Пирса, который уже встал, готовясь выйти.

Женщина на платформе была в дорогом спортивном костюме, а на ее дерзко выставленной груди красовалась надпись «ОМ ШАНТИ» – слова мантры, никак не совпадающие с ее нынешним состоянием, предельно далеким от покоя.

Пирс взглянул туда, куда указывал палец Айоны, и мигом побледнел.

– Это же Кандида, – тихо произнес он.

– Думаю, ваша башня в «Дженге» разрушена до основания.

– Похоже, что так. Пойду навстречу испытаниям, – сказал Пирс и почти шепотом добавил: – Похоже, самое время.

Пирс протолкнулся к дверям и, прежде чем выйти, обернулся и посмотрел на Айону. У него был вид проштрафившегося школяра, вызванного к директору и знающего, что на сей раз дело закончится исключением.

Айона осталась в обществе забытой попутчиком газеты. Ей стало не по себе. Что же такого натворил Пирс, если жена устроила ему гневную встречу? Наверное, узнала про его отношения с другой женщиной. Обычно ревнивые супруги именно так и реагировали.

Не многовато ли для ее собственного идеального дня? Как-то вдруг все разом пошло наперекосяк. Айона уже не ощущала прежней уверенности относительно завтрашнего разговора с Эдом.

Пирс

– Привет, Кандида, – произнес Пирс, решив, что попытается выкрутиться. – Как приятно, что ты встречаешь меня на платформе.

– Я обнаружила твою машину на станционной стоянке. – Голос Кандиды дрожал, а ноздри раздувались, как у скаковой лошади. – Значит, ты сел в поезд и куда-то поехал. Весь вопрос: куда?

Люди, окружавшие их на платформе, даже не пытались делать вид, что совершенно не интересуются семейной драмой, которая разыгрывалась прямо у них на глазах. Наоборот, они крутили головами, поочередно глядя на обоих участников, как будто смотрели необычайно напряженный теннисный турнир, в котором сражались настоящие профессионалы.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Пирс, хотя прекрасно понимал смысл вопроса жены. Он просто перекинул мяч ей, выигрывая время.

– А вот что, – прошипела Кандида. – Ты выходишь из поезда в своем элегантном деловом костюмчике, как будто вернулся после рабочего дня. Но одна из женщин, которая вместе со мной ходит на пилатес, сообщила, что ты еще три месяца назад потерял работу!

Полное, безоговорочное поражение от Кандиды. Похоже, он выбыл из состязаний.

Пирс получил десять минут передышки, пока они с женой ехали домой. Естественно, в разных машинах. Кандида в своем маленьком автомобильчике с откидным верхом неслась впереди, не сбавляя скорость даже на поворотах. Пирсу казалось, что он едет следом за гранатой, у которой выдернута чека.

Едва за ними закрылась входная дверь, граната взорвалась.

– О чем ты только ДУМАЛ, унижая меня подобным образом? – орала Кандида. – Ты хоть ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ, какой дурой я выглядела, когда Фелисия спросила, как ты справляешься со всем этим, а у меня не было НИ МАЛЕЙШЕГО ПОНЯТИЯ, о чем она вообще говорит?

Кандида стояла так близко, что брызги ее слюны попали ему на щеку. Пирс не стал вытирать, опасаясь этим лишь усугубить ситуацию. Жена и так была вне себя от гнева.

– Я пытался защитить тебя от неприятностей, – тихо ответил он. – В январе проводилась очередная «выбраковка». Меня уволили под предлогом сокращения штатов. Зная, как ты отреагируешь, я подумал, что незачем погружать в эти волнения еще и тебя. Я собирался все честно тебе рассказать, как только найду новую работу, но это оказалось труднее, чем я ожидал. Везде идут сокращения. Новых вакансий нет. И чем больше времени проходило, тем труднее мне было решиться на разговор.

– И что нам теперь ДЕЛАТЬ? – спросила Кандида. – Чем платить за обучение детей? По закладным? А гувернантке? Откуда мы возьмем деньги на оплату?

– Неужели не понятно, что как раз поэтому я и не хотел тебе говорить? Думаешь, мне было легко смириться с увольнением? Я проработал в банке пятнадцать лет. Я буквально греб деньги для них лопатой, увеличивая банковские активы; ради работы я жертвовал вечерами и выходными днями, отменял отпуска. А меня попросту вышвырнули за ненадобностью. Мне вручили картонную коробку и дали пять минут, чтобы освободить стол от личных вещей. Рядом стояли двое охранников. Потом они проводили меня к выходу и отобрали пропуск.

Пирс болезненно поморщился, вспоминая тот день и унижение, которому он подвергся. Охранники вели его через операционный зал биржи. Такое уже случалось со множеством мужчин и с некоторыми женщинами. Он и сам это видел не раз. Кое-кто из коллег, считавших себя неуязвимыми, язвительно скандировал ему вслед: «Мидас! Мидас!» Более опытные трейдеры смотрели в экраны мониторов, думая: «Если бы не милость Божья, я был бы сейчас на его месте». Очень немногие (если таковые вообще существовали) дорабатывали до пенсии, не совершив этот «путь позора».

– И что ты сделал с коробкой? – спросила Кандида, слегка улыбнувшись.

Улыбка была крошечной трещиной в ее броне.

– Выбросил все на ближайшей помойке, – ответил он.

– И даже мою фотографию, которая стояла у тебя на рабочем столе?

– У меня на столе не было твоей фотографии, – возразил Пирс, не успев включить внутреннего цензора.

Но в общей картине случившегося эта маленькая оплошность едва ли могла хоть что-то изменить.

– И где же ты проводил время? Чем занимался?

Вот он – неизбежный вопрос, выводящий их беседу на совершенно новый уровень откровений. Для Пирса это было сродни прыжку в пропасть. Он набрал побольше воздуха и стал рассказывать:

– Я часами просиживал в кафе и библиотеках, занимаясь поисками работы. Используя старые связи, прошел пару собеседований. Но это оказалось пустой формальностью и не дало никаких результатов. – Пирс сделал паузу, вертя перстень на мизинце, а затем добавил: – И еще я играл на бирже.

– Играл на бирже? – переспросила Кандида. – В смысле, занимался сделками с вложениями собственного капитала?

Он кивнул:

– Я подумал: я столько лет зарабатывал деньги для своих клиентов, так почему бы не сделать то же самое для себя? Для нас.

– И что это за капитал? – сощурилась жена.

– Деньги, выплаченные мне в качестве компенсации.

– Ну и каковы успехи? – спросила она таким тоном, словно уже знала ответ.

– Пока не блестящие, – признался Пирс. – Я понял, что сознанию нужно перестроиться. Оказалось, играть с чужими деньгами проще, чем рисковать своими.