До вертолета рукой подать, еще несколько секунд и мы беспрепя т ственно запрыгнем в его бронированное брюхо, но тут распахиваются двери в противоположном конце ангара и оттуда выбегают зомбирова н ные охранники, с ходу открывая огонь на поражение. Эвелина рвет меня за руку, мы падаем на холодный бетон, как подкошенные. Куратор не пр е кращая движения, открывает бешеный ответный огонь, очень результ а тивный огонь — фигурки падают одна за другой, но их так много. Кто бы мог подумать, что на базе расквартирован целый батальон десанта, к о торый сейчас в неполном составе преследует одного бойца и двух гра ж данских лиц, совершенно неспособных оказывать эффективное сопроти в ление.

Эвелина тащит меня за собой, вжимаясь в бетон, пытаясь раств о риться в нем, спрятаться от свистящих пуль. Ползком мы как можем быстро метр за метром пробираемся по совершенно открытому полю ангара к вертолету, надеясь укрыться за его бронированными бортами. Остается не более десяти метров, нужно сделать последний рывок и мы в безопасности.

Но в этот момент двери вертолета отходят назад и оттуда выскак и вают пилоты. В первый момент куратор и Эвелина решили, что те рв а нулись к нам на подмогу. Но застывший взгляд и дерганность движений сразу лишили их этой радости — пилоты под контролем, это не подмога, это смерть. Тот, кто их вел, не может в полной мере контролировать всех нападающих. Может быть он и гений, может быть он умеет делать многое из того, что нам недоступно, но даже ему сейчас сложно. Ему нужно держать на привязи несколько сотен движущихся целей, напра в лять их, подпитывать ненавистью к нам.

Это единственное наше спасение — пилоты шагают как куклы, скр ю ченными пальцами нашаривая предохранители. Эвелина поднимает авт о мат и длинной очередью перечеркивает обе фигуры. Красные струйки крови выплескиваются из пробитых тел, Эвелина охает и опускается без сил.

— Не сидеть, двигаться, сейчас нас раскатают в фарш, если не успеем добраться до вертолета, — зло кричит куратор Эвелине, продолжая о т стреливаться.

Он на ходу цепляет автоматы пилотов, дергает с разгрузок по паре магазинов, успевает еще что-то похимичить с ними и осторожно пер е ворачивает мертвые тела лицом вниз. Потом подскакивает к нам, и они вдвоем с Эвелиной подхватывают меня под мышки, словно инвалида бе з ногого. Рывком забрасывают в открытые двери вертолета и захлопыв а ют их на защелки — теперь снаружи в вертолет не попасть.

Куратор бросает все оружие на пол и прыжком влетает в пилотскую кабину. Через мгновение турбины начинают быстро набирать обороты и вместе с тем приклады автоматов все сильнее стучат по наружной броне, замкам, стеклам. Кто-то из зомби спотыкается о тела пилотов, в тот же момент гремят два взрыва — куратор применил старый афга н ский трюк „минирование трупа“. Взрывы сметают нападающих желе з ной метлой осколков, но даже смертельно раненные они упрямо ползут к вертолету, стараясь выполнить незримый приказ „Догнать и убить!“ Вертолет начинает подъем, неровно, рывками, словно за управлением с и дит малоопытный пилот.

За нашей спиной вспухает яркое зарево взрыва. База скрывается в кл у бах пыли и языках пламени. Те, кто добрался до пульта управления, реш и ли разом избавиться от проблемы и просто взорвали базу. Ничего что размер мухобойки в тысячу раз больше мухи — главное прикончить меня любыми средствами!»

В этот момент Эвелина снимает с меня повязку. В глаза ударяет яркий свет, я сжимаю их до боли, стараясь этой болью отогнать другую — сколько же народу сейчас погибло там внизу. Погибли только потому, что кому-то нужно, во что бы то ни стало уничтожить нас. Я с трудом ухожу от картинки, показанной мне Эвелиной, и возвращаюсь в реальность.

— Если не сложно, зайдите ко мне в кабину! — прозвучал в наушниках шлема сдавленный голос куратора.

Мы с Эвелиной рванулись на голос, чувствуя, что с куратором что-то неладно. Сидя в кресле пилота, он сжимал побелевшими от напряжения пальцами рычаг управления. В лице ни кровинки, со лба стекает крупный пот. Подойдя ближе, мы увидели, что из-под куртки на брюки толчками выливается кровь.

— Задело меня — прохрипел он, — чувствую, еще чуть и отрублюсь. Давай, Сеня, осваивай науку, только быстро, у тебя мало времени.

— Рассказывайте, я быстро схватываю, — с готовностью первоклассника кивнул я, приготовившись запомнить каждое слово.

— Ты дурака не валяй, — сквозь боль в его голосе мелькнуло раздражение, — какое тут рассказывать, напрямую качай, ты же сенс! Неужто не можешь?! Рассказывать… тут… год не меньше… придется! — он уже шептал, с трудом выталкивая слова, стремительно теряя силу, — Потом перебинтуешь! — остановил он Эвелину, рванувшуюся к нему с аптечкой.

Я сконцентрировался, стараясь отбросить от сознания все, что мешало синхронизации. Действия не отличались от привычных, но синхронизации не наступало. Что-то мешало мне войти в его сознание, создавалось впечатление, что мои попытки или отбрасывались или плавно обтекали объект атаки, не допуская меня внутрь.

— Ч-ч-черт, совсем забыл! Не напрягайся, все равно не пробьешься — защита это. Возьми в кармашке вверху шприц и вколи мне его весь, это поможет снять защиту на время… минут на пять… ну а больше… нам и не понадобится.

Действие неизвестного препарата оказалось мгновенным. Оно смело все защиты и открыло сознание куратора. Искать долго не пришлось — все, что мне было необходимо, горело ярко алым шариком прямо перед входом, как товар, выложенный на витрине. Словно… словно куратор мог управлять своим сознанием, словно… он сам был в какой-то степени сенсом.

— Попробуй как бы вдохнуть этот шарик, — прошептал он. — Ты сможешь, ты сильнее меня, намного сильнее, тебе нужно просто попробовать это сделать. Просто вдохни его… — бормотал он, потрескавшимися губами.

Это действительно оказалось несложно, нечто подобное мы пробовали, но не в таком виде — нам приходилось настраивать свои хранилища памяти в резонанс с памятью клиента и шаг за шагом сливать его воспоминания в свои копилки. Процесс большей частью происходил автоматически, на уровне рефлексов, но отнимал довольно много времени. Вот так вот просто «вдохнуть» нужный объект, создать его полную копию разом мы никогда не пробовали. А они знали, но не сказали нам об этом. Почему?

Шарик скользнул в меня и тотчас же растекся по сознанию — каждая его частичка устремилась к нужной ей части мозга, создала прочные связи, стала частью моего сознания. Я не просто запомнил все, что он знал, теперь его знания стали частью моих рефлексов, подсознательных реакций.

Чтобы управлять вертолетом мне не требовалось ни малейшего напряжения, я просто умел это, имел огромный практический опыт. Более того, этот опыт был боевым. Где же ты куратор заимел такой опыт, на какой войне до одури летал на вертолете, вытаскивая его из под шквала огня, уходя от ракет, и ныряя в извилистые ущелья, чтобы снять с отвесной скалы остатки разведроты? А может быть он сам получил эти знания точно также в дар? Потом узнаю, если живы останемся.

— Все, я готов перехватить управление! — бросил я Эвелине, усаживаясь в кресло второго пилота, — Давай его на перевязку, а то кровью истечет.