– Повернись и пройди за дом, во двор, – сказала она и захлопнула дверь у меня перед носом.

Мне ничего не оставалось делать, как направиться мимо гаража и, перебравшись через изгородь, оказаться во внутреннем дворике.

Повсюду кучи какого-то хлама. На столиках для пикника – инструменты в открытых коробках, старые цепи для мотопилы на газоне, и трава такая высокая, что нужно быть очень внимательным, чтобы не наступить на них. Этот задний двор явно принадлежал самому легкомысленному разнорабочему в мире.

Внезапно у меня за спиной раздался голос:

– Ты кто?

Я оглянулся и увидел подростка, стоявшего на маленькой веранде у двери. Со всех сторон его окружали груды коробок с пустой тарой из-под «Миллер Дженьюин Драфт».

– Меня зовут Дэнни. Я старый друг твоей… э-э… Вайноны.

Он моргнул ровно так же, как недавно его мать.

– Ты ее друг?

– Был когда-то…

– Генри, иди в дом. – Вайнона появилась в дверном проеме у него за спиной, однако мальчик не пошевелился. Ей пришлось повторить:

– Генри, я не шучу! Немедленно в дом, мать твою!

Теперь мальчуган подчинился, и мы остались вдвоем – Вайнона и я с застывшей на губах идиотской усмешкой.

– Генри… необычное имя. – Я не удержался и хмыкнул.

– Это в честь Генри Форда. – Она кивнула в сторону хлама, валявшегося на лужайке перед домом. – Не забывай, это все еще Детройт.

Я ждал, что она спустится с веранды или предложит мне присесть на один из валявшихся неподалеку стульев, однако Вайнона осталась стоять там, где стояла. Мы словно пытались взвесить груз годов, как это бывает у людей, переваливших на четвертый десяток, когда они машинально отмечают, что сделало время с теми, кто достиг одного с ними возраста. Я мог только предполагать, что она увидела во мне, но ее лучшие годы явно остались позади.

И дело было тут не только в том, что она погрузнела, а нездоровая пухлость лица и рук говорила о каком-то заболевании. Не эти признаки прожитых лет так сильно изменили ее. Ее изменила дикая настороженность, напряжение человека, который ждет нападения из-за каждого угла, каждую секунду. Словоохотливая, умная девушка, никогда не лазавшая за словом в карман, превратилась в тетку, живущую низменными инстинктами. Наркота. Этим сказано все.

Когда Вайнона скрестила руки на груди и у нее задрались рукава, сразу обнаружились следы этого пристрастия.

– Ты все время жила в этом доме? – спросил я. – Просто не помню, чтобы видел тебя, когда ухаживал по соседству за отцом.

– Я уезжала. Вернулась, когда умерли родители. – Она сказала это так безразлично, как иные сообщают о том, что потеряли старые тапки.

– Генри – это твой единственный? – спросил я первое, что пришло на ум.

– У меня трое мальчишек.

– А их отец?

– У нас здесь, мать твою, что – вечер воспоминаний или встреча гребаных одноклассников?

– Нет, я хочу спросить тебя кое о чем…

– Ну?

– В тот день, когда Эш умерла… Вы ведь, когда катались с девчонками, видели ее?

Я был уверен, что Вайнона сейчас скажет мне убираться.

Однако вместо этого она начала спускаться с крыльца. Потом бросила взгляд за изгородь на соседский участок, словно пытаясь увериться, что никто нас не подслушивает. И остановилась настолько близко, что я мог учуять исходящий от нее запах сигаретного дыма и немытого тела.

– Я все рассказала об этом полиции, – сказала она. – Мы все дали показания.

– Я просто пытаюсь выяснить, не пропустили ли они чего-нибудь. Потому что мне кажется, что Эш хочет, чтобы я выяснил, что с нею случилось. Почему начался пожар.

– Она этого хочет?

– Да. Понимаю, звучит как полный бред…

– Это точно.

– И все-таки я спрашиваю тебя…

– Почему?

– Потому что ты знала Эшли. И я надеюсь, если мне удастся найти ответ, она оставит мою семью в покое.

– Как это?

– Она пыталась уничтожить их. И будет пытаться снова, пока я не помогу ей.

Вайнона посмотрела по сторонам. На лице у нее отразилось сожаление и появилась такая болезненная гримаса, словно она держала руку над открытым пламенем.

– В ту пору говорили, что тот, кто убил твою сестру, возможно, убил также Мэг, – наконец сказала она.

– Есть идея, кто бы это мог быть?

– Кто мог привести двух девчонок в пустой дом в центре Детройта? Дэнни, ты охренел! Это знаешь сколько народу! Почему бы тебе не взять сразу телефонную книгу?

Она явно блефовала. Я не специалист в таких делах, но даже я заметил, что она старается не смотреть мне в глаза.

– А что, если это сошло с рук не просто какому-то там незнакомцу? – сказал я. – Что, если это был кто-то отсюда, из Ройял-Оук? Кто-нибудь, кто знал их?

Она раздраженно причмокнула, размыкая свои тонкие губы.

– Знаешь, что я думаю? – Ее лицо покрылось румянцем. – Думаю, тебе следует оставить это дерьмо и не ворошить его. Все уже случилось.

– Не могу, Вайнона.

– Это потому, что есть люди, которые думают, что ты медиум или что-то в этом роде? Ты – Господь в Царствии Небесном, да?

– Я не медиум… И Царствие Небесное – это не то место, куда попала Эш.

Вайнона, казалось, прислушивалась к шуму, доносившемуся из дома, словно пытаясь различить чей-то определенный голос среди какофонии, которую создавали звуковые эффекты в рекламных роликах, мультики и закадровый смех, сопровождавший какой-то сериал.

– Я не могу говорить с тобой, – сказала она наконец. – Сочувствую тому, что с тобой сейчас происходит, но… То, что случилось когда-то – и не важно, что именно я видела, – так вот, я об этом не разговариваю.

Казалось, теперь она сердито повернется и пойдет прочь. Но только так и могли найти свое выражение чувства, которые она сейчас испытывала: беспокойство, сочувствие, симпатия, и даже любовь, и все что угодно еще – все они смешались в этом деланом раздражении.

– Может, в жизни у меня не все сложилось так, как я надеялась, – продолжала она, – но есть одна важная штука: я все еще жива. И буду продолжать в том же духе. Ради моих мальчиков. А снова начинать разговор о твоей сестре…

Я перебил ее.

– А как Мишель или Лайза? Знаешь, где они сейчас живут?

– Мишель умерла. Про Лайзу не знаю…

– А что случилось с Мишель?

– Она пробовала говорить о твоей сестре, вот что с нею случилось! Несколько раз звонила мне, напоминала о ней, хотела понять, что случилось, совсем как ты. Потом ее мать позвонила, чтобы сказать, что она покончила с собой. И знаешь что? Я ничуть не удивилась.