Вот уже несколько последних лет, как эта же самая чуткость посылала Адвокату сигнал о надвигающейся опасности. И он начал действовать, чувствуя, при всем кажущемся благополучии, что век Седого подходит к концу. Так как у того не было преемника, он стал медленно, но неуклонно и незаметно, как ему казалось, переводить все активы на себя.

– Если ты склонен думать, что он дурак, то скажи мне, почему он не сел в машину к Скале? – Седой замахнулся и сильно ударил по мячу. Сильнее, чем то требовалось. – И еще ответь мне. Если он не сел в машину, то какая нужда была в том, чтобы убрать моих людей?

– Я уже докладывал. Вы сами слышали запись. Скала и Щука сорвали встречу, за это и поплатились. Да, Вершинин вел себя, мягко говоря, некорректно, но это не давало им основания...

– Некорректно?! Да я замочил бы этого наглого пса на месте! – истерично заорал Седой. – Странно, почему они этого не сделали? Кстати, на них тоже ведь была оформлена какая-то собственность? Что теперь с ней?

– Пока я перевел ее на себя, – спокойно ответил Адвокат.

Седой пристально посмотрел в его холодные глаза и хотел задать последний вопрос, наверное, самый неприятный, но вдруг зазвонил телефон.

– Это Философ, – доложил Адвокат и передал трубку Седому.

– Здравия желаю, товарищ... Каждый раз забываю твое звание. Кто ты у нас?

– Неважно, – ответили на том конце трубки.

– Звони мне почаще, ты вселяешь в меня уверенность в завтрашнем дне. Кстати, о завтрашнем дне. У тебя все готово для встречи самолета?

– Почти. Остались детали.

– Детали? Надеюсь, ты не считаешь деталью этого Вершинина. Информация, которой он завладел, пока все еще у него. Я не могу спокойно спать, а я – человек пожилой, и мне просто необходим спокойный, здоровый сон. Ты это понимаешь?

– Ну, не стоит сгущать. Он не знает, чем владеет. И я сделаю все, чтобы он никогда об этом не узнал.

– Вот и хорошо. У меня отлегло. Все-таки ты действуешь на меня благотворно. Так какое все-таки у тебя звание?

Но Философ уже повесил трубку.

– Ну не буду вам мешать, – сказал Адвокат и развернулся, чтобы уйти.

– Кто ты такой? – неожиданно спросил Седой.

– Как кто? Ваш помощник, – с непонимающим видом повернулся к нему Адвокат.

– Я не об этом. Чем ты мне можешь помешать? Кто ты такой, чтобы мешать? Может быть, ты депутат? Так ведь и они стоят в моей приемной и ждут, когда я их приму. Не кажется ли тебе, что ты много на себя берешь?

Адвокат состроил на лице постное выражение и приготовился ждать. Это явно было начало речи, которая могла затянуться надолго.

Грозя кулаками и слегка подпрыгивая, Седой что-то истошно орал, при этом походил не на грозного и влиятельного босса, а на вздорного, выжившего из ума старикашку, страдающего геморроем и подагрой.

Неприятная картина.

* * *

А вот это вообще интересно. Надо же. Нет, все-таки жизнь тоньше и изящнее всех наших о ней предположений. Никогда не мог предположить такое о Вершинине.

Ну я и Восток – это понятно. Эта культура, вся основанная и призывающая к созерцанию, спокойствию и балансу, понятно, каким образом связана со мной. Но с Вершининым? Вот это да.

Пока есть две минуты, напишу две строки.

Охотник to Настенька

Да, я тоже хотел бы, чтобы это продолжалось, хотя это ничего не значит. Я тоже не хочу, чтобы мы увиделись, потому что это не нужно, да и, скорее всего, невозможно.

Скажи, Настенька, на какой вопрос ты ждешь от меня ответа?

Пусть думает.

Так. Значит, Вершинин решил меня удивить. Что ж, у него получилось. Или в очередной раз это получилось у самой жизни?

И все-таки я же сразу предположил, что Вершинин питается в китайском квартале. Не зря я так люблю жизнь – это потому, что я ее немного знаю!

– Мэн-цзы говорил так: «Шунь родился в Чжупине, переселился в Фуся и умер в Минтяо. Он был из Восточных И. Вэнь-Ван родился в Цичжоу, умер в Би-ин, был из племен Западных И. Эти места отстоят друг от друга более чем на тысячу ли, а по последовательности поколений – более чем на тысячу лет, между тем, воля, которую им удалось осуществить в Срединном владении, была у обоих одинакова, словно сложенные половинки бамбуковой бирки. Выходит, что как у прежних, так и у последующих мудрецов соображения относительно пути истины едины».

– Слова ценят за то, что в них есть смысл. Но смысл откуда-то приходит, а это уже невозможно выразить словами. И все-таки в мире ценят слова. Пусть, пусть в мире их ценят, я же не считаю их ценными, – высказывал свои мысли Яо-цзы, или Учитель Яо, как его называл Вершинин.

Вершинин уплетал рисовые шарики, ловко орудуя палочками. Суворовцев сидел рядом, внимательно слушая. Его явно интересовало происходящее.

Яо – не стукач, даже не банальный информатор Вершинина. Если у последнего и были в жизни друзья, то, пожалуй, единственным другом он считал именно его, Яо.

В своих соображениях относительно брелков как контейнеров для наркоты Вершинин, пытаясь найти ниточку, окончательно запутался. Скорее всего, размышлял он, это бизнес какой-то восточно-азиатской группировки, в этом он был почти уверен, но – на этом цепочка его рассуждений обрывалась.

Дальше шли многочисленные варианты, и ни одного точного. А действовать нужно было наверняка. Он заставил себя на время забыть об истории со Скалой и Щукой и туманных и загадочных звонках помощника Седого, Адвоката, тем более что и мыслей-то по этому поводу у него пока не было.

За помощью к Яо Вершинин обращался крайне редко, не желая утруждать Учителя разного рода мирскими проблемами. Но в этот раз он решил прибегнуть к его помощи, и Яо согласился на встречу.

Уже битый час они с Суворовцевым сидели в этом китайском заведении, неотрывно наблюдая за трапезой Яо, смиренно выслушивая его малопонятные мудреные речи и чувствуя, что постепенно впадают в состояние, близкое к медитативному. Подсчитав, что за это время Яо успел влить в себя семнадцать стопок рисовой водки, Суворовцев подумал: «Силен. Однако если он и дальше будет сохранять этот темп, мы так и не услышим конца истории».

– Сетью пользуются при ловле рыбы. Поймав рыбу, забывают про сеть, – продолжал Яо плести свои даосские умственные сети. Вопреки прогнозам Суворовцева, держался он отлично и не проявлял решительно никаких признаков опьянения. – Ловушкой пользуются при ловле зайцев. Поймав зайца, забывают про ловушку. Словами пользуются для выражения смысла. Постигнув смысл, забывают про слова. Где бы мне найти забывшего слова человека, чтобы с ним поговорить?

Верный последователь Конфуция прервал свое повествование, чтобы опрокинуть новую стопку, а Суворовцев, улучив момент, шепнул Вершинину на ухо: