Алиссен скомкала бумагу и бросила в костер, но тут же вскочила и выхватила ее из пламени. Что она делает! Это же письмо от мамы! Адда Вейс уехала в Аквилею весной 3213 года, накануне совершеннолетия дочери, лета скверны, уничтожившего половину города и обращения Алиссен в архонты, но так и не вернулась. Вальтер искал сестру, он объехал все южное побережье, но Адда бесследно исчезла. «Если бы мать была жива, она бы не молчала столько лет», — подумала Алиссен, — «я так и не узнаю, что случилось. А письмо надо уничтожить: оно рассказывает, кто я и откуда, и даже не будь я архонтом, я могу попасть в тюрьму за то, кем являюсь».

На мгновение прижав письмо к губам, девушка положила его в огонь и смотрела, как обугливаются строчки и сворачиваются тонкие края, пока бумага не превратилась в пепел, а затем поймала на себе внимательный взгляд Моргвата. Наверное, он наблюдал давно, но сидел так тихо, что Алиссен о нем забыла.

— Моргват, я похожа на харматанку?

— Отчасти. Широкие скулы и яркие краски не характерны для центрального Эймара.

— Ты правда из Тиверии? Или демон соврал?

— Я там родился.

— А что здесь делаешь?

— Смотрю на престранное представление.

— Я ничего объяснять не буду!

— Тогда и я промолчу.

Архонт отвечал нехотя и потирал подрагивающие от озноба руки, но все равно Алиссен сильно задели его бесстрастные ответы:

— Я тебе разонравилась, да? Плохо тебя развлекаю? Я исправлюсь. Что бы ты хотел, Моргват? Я умею ходить на руках — научилась ради забавы. Еще неплохо пою и бренчу на лютне. Если ты инструмент достанешь, устрою такой концерт, что ты карманы от счастья вывернешь. И станцевать могу! Мухлюю в карты, удачно тащу, что плохо лежит, запросто залезу на дерево или в окно. Жарю рыбу. Целуюсь страстно, еще никто не жаловался.

— … и убиваешь демонов голыми руками.

— А, ты про то, на барже… Это вышло случайно.

— У меня до сих пор синие искры в глазах. Не каждый архонт так может.

— На что было похоже, когда демон прошел через тебя?

— На ушат ледяной воды, вылитый на раскаленные угли. Он погасил меня изнутри, — задумчиво ответил Моргват, прислушиваясь к своим ощущениям, — ничего поганее я не испытывал. А еще — на посвящение в демоны: я узнал, кто такой Ракхайн и что он хочет.

— И чего же? Где он сейчас? Ты его убил?

— Мне не под силу убить бога, Алиссен. Он — и есть река, все реки хотят стать морями, а моря — затопить землю.

— Говоришь, как семидесятилетний старец.

— Переведу специально для девочки: Ракхайн хочет власти, он везде, я его не убил. Предупреждая другие вопросы, добавлю: нападать на нас он не будет, скверны на берегу больше нет, а я смертельно устал и целоваться не хочу.

— Ты поймал жабу?

— Какую еще жабу?

— Я хочу знать, что за шар ты носишь. Или мне чмокнуть Лето, пока он спит?

— Сфера — это душа ария, — серьезно ответил Моргват, не заметив шутку.

— Так это душа врага! Подожди, ты обменял меч архонта на нее?! Не может быть! — Алиссен сама поразилась своей догадке.

— Все верно.

— Ты знаешь этого ария?

— Не имею ни малейшего представления, кто это, но уверен — он нам не враг. Я не зря твое мнение спрашивал, — хотел лишний раз убедиться.

Алиссен глубоко задумалась о ценности уникального меча архонта и человеческой души. Оба эти предмета — единственные в своем роде, и впервые в ее жизни не представлялось возможным просчитать выгоду от такого обмена. «Я точно знаю, что душа в сфере не принадлежит Кеодану! Этот арий был бы отвратителен и без шрама!» Девушка посмотрела на Моргвата, и ей стало жаль его обезображенного лица. Если бы с ней случилась такая неприятность, она была бы безутешна, а он только грустно глядит в огонь.

— Ты заболел?

— Нет. Замерз.

— Тогда я тебя согрею!

Алиссен, не дожидаясь согласия, села рядом с архонтом и прижалась к нему крепко-крепко. Моргват не возражал.

Вернуться, вернуться поскорее! Обратно Моран бежала. В доме свиданий она разожгла огонь в камине и вглядывалась в хаотичную пляску пламени, пока не согрелась. Голод, как нарочно, напомнил о себе резью в желудке, а плотная материя формы Хранителя, намокнув, стала тяжелой, как доспехи. «Я такая живая. Единственное существо в цитадели, которое дышит». Потрескивание дров сливалось с монотонным шумом дождя, доносящимся через приоткрытую дверь на улицу. Так пусто и тоскливо, что сжимается сердце. «Теперь я знаю, что значит настоящее одиночество», — печально подумала Моран.

— Достаточно. Отпусти меня. Голод убивает медленно, а раны, которые я смогу нанести себе сама, исцелятся. Верни яд Киндара, и я его выпью, — сказала Амаранта вслух.

Тотчас с верхних этажей донесся шорох, похожий на звук осторожных шагов. Прямо над ее головой, всего уровнем выше, тонко хрустнул сухой ворс ковра под чьей-то легкой ступней. Еще и еще. Моран вскочила, почувствовав, как на голове зашевелилась кожа. Ее слух обострился до предела, и даже уши, казалось, насторожились, встали на макушке, как у волка.

Пустое жилище наполнилось движением жуткой невидимой жизни: вот чуть слышное поскрипывание половиц, дуновение, похожее на вздох, и снова тишина. Шелест или шепот? Стон? Или — все же показалось?

— Мне чудится все это! Дождь, просто дождь! — беззвучно шевеля губами, убеждала себя Моран, но уже не верила.

Раздался громкий стук — наверху упало что-то большое и покатилось по полу. Дом содрогнулся. Мелко задрожала металлическая лестница, передавая часть вибрации полу, через невидимые щели потолка вниз посыпался мусор, в камине жарко полыхнул огонь…

Не разбирая дороги, не думая, не глядя, куда наступает, всецело во власти животного страха, Амаранта выскочила на улицу, пробежала несколько шагов и упала, поскользнувшись на костях мостовой. Обернувшись ко входу в дом, она отползла еще немного и убрала с лица мокрые пряди волос, вглядываясь в распахнутые двери. На крыльцо падали красноватые отсветы — это пламя камина подсвечивало перила и ступени. Раздуваемое ветром, оно металось в топке, но Моран казалось, что это тот, кого она не видела, пришедший сверху, хозяйничает в приютившем ее доме.

— Выходи! Покажись!

Раскат грома прогремел так близко и настолько неожиданно, что Амаранта прикрыла руками голову, спасаясь от нападения с небес. В цитадели стремительно темнело, но виной тому была больше погода, чем время суток. Частые капли дождя настойчиво взбивали землю между черепами в жидкую пузырящуюся грязь; на ровном пространстве улиц покинутого города воде было некуда течь, и дороги превратились в неглубокие водоемы со скользкими валунами.

— Выходи же… — прошептала Моран, не в силах унять дрожь.