Заключенные, даже те, кто оказывает успешное сопротивление, понимают, что под крайним принуждением сломаться может любой. Они, как правило, различают две стадии этого процесса. Первая – когда жертва отказывается от своей внутренней автономии, мировоззрения, моральных принципов или связей с другими ради выживания. Происходит отключение чувств, мыслей, инициативы и механизмов оценки. Психиатр Генри Кристал, работающий с людьми, пережившими нацистский холокост, описывает это состояние как «роботизацию»[289]. Заключенные, которые пережили это психологическое состояние, часто говорят, что их низвели до уровня нечеловеческой формы жизни. Вот свидетельство Лавлейс о достижении этого состояния деградации, когда ее принудили к занятиям проституцией и порнографией:

А вот описание столь же унизительного опыта Якобо Тимермана, аргентинского издателя и литератора, который был брошен в тюрьму и подвергнут пыткам как политический диссидент:

Это состояние психологической деградации обратимо. Жертвы часто рассказывают, как во время заключения у них чередовались периоды покорности и более активного сопротивления. Вторая, необратимая, стадия надлома личности достигается, когда жертва теряет волю к жизни. Это не то же самое, что склонность к суициду: люди в заключении постоянно живут с мыслями о суициде, и периодические попытки покончить с собой не противоречат общей решимости выжить. Тимерман, в сущности, описывает желание убить себя в этих экстремальных обстоятельствах как признак сопротивления и гордости. Желать убить себя, констатирует он, «значит ввести в свою повседневную жизнь нечто, способное посоперничать с творящимся вокруг насилием… Это как быть на равных со своими тюремщиками»[292]. Позиция суицида активна, она сохраняет внутреннее чувство контроля. Как и в случае объявления голодовки, заключенный утверждает свое сопротивление готовностью покончить с жизнью.

Потеря воли к жизни, напротив, представляет собой заключительную стадию процесса, который Тимерман описывает как усвоение «позиции абсолютной пассивности». Люди, прошедшие через нацистские концентрационные лагеря, говорят об этом ровном фаталистическом состоянии, которое прозвали «музельманским»[293]. Заключенные, достигшие этой точки деградации, больше не стремились найти пищу или согреться, не совершали попыток избежать побоев. Их считали живыми мертвецами[294]. Пережившие экстремальные ситуации часто вспоминают некий поворотный момент, когда ощущали соблазн войти в это терминальное состояние, но делали выбор в пользу борьбы за жизнь. Херст описывает этот момент следующим образом:

У людей, подвергающихся длительной повторяющейся травме, развивается коварная, прогрессирующая форма посттравматического стрессового расстройства, которая вторгается в личность и разъедает ее. В то время как жертве единичной тяжелой травмы какое-то время после травмирующего события может казаться, что она «не в себе», жертва хронической травмы может чувствовать, что ее «я» изменилось необратимо, или вообще утратить связь с ощущением, что у нее есть какое-то «я».

Любой травмированный человек больше всего боится того, что момент ужаса вернется, а у жертв хронического насилия этот страх становится реальностью. Неудивительно, что повторение травмы усиливает все симптомы перевозбуждения нервной системы, характерные для ПТСР. Хронически травмированные люди постоянно сверхбдительны, тревожны и взволнованы. Психиатр Элейн Гилберман так описывает состояние постоянного страха, в котором живут женщины, подвергавшиеся домашнему насилию:

Люди с хронической травмой забывают о базовом состоянии физического покоя или комфорта. Со временем им начинает казаться, что само их тело ополчилось против них. Они начинают жаловаться не только на бессонницу и возбуждение, но и на разнообразные соматические симптомы. Головные боли, расстройства желудочно-кишечного тракта, боли в брюшной полости, спине или области таза – явления крайне распространенные. Пострадавшие от длительной травмы могут жаловаться на тремор, ощущение удушья или учащенное сердцебиение. При изучении переживших холокост психосоматические реакции наблюдались практически у всех[297].