Яна заверила, что будет молчать. А себе самой пообещала, что тоже больше не будет затрагивать эту тему, пока и если Никита сам не захочет поделиться с ней своими изысканиями. Слишком это личное, слишком болезненное, чтобы впускать чужого человека.

Вскоре дорога действительно совсем испортилась и им стало не до разговоров. Тропа заросла, было видно, что по ней ездят очень редко. Две полосы мелкого песка от колес и пожухлая прошлогодняя трава посередине, нависающие по бокам кусты и деревья мрачного леса — вот и все, что их окружало. Высокие дубы сплетались вверху кронами, образуя туннель и закрывая от путников серое апрельское небо. Если бы не часы на панели, Яна бы думала, что уже сгущаются сумерки. Никита старался ехать аккуратно, не быстро, чтобы не пришлось менять пробитое колесо в этой глуши, но Яна была почти уверена, что царапины с двух боков его темно-синей машине обеспечены. Сама же она то и дело поглядывала на карту, силясь понять, не ошиблась ли где, не пропустила ли другую дорогу и не заведет ли сейчас их в такую чащу, где и развернуться-то не получится, придется много километров сдавать назад.

Минут через сорок лес все-таки сжалился и выплюнул отчаявшуюся машину на опушку. Внизу, в долине, показалась деревушка: маленькая, аккуратная, с прямыми дорогами и яркими домиками. После такой тропинки Яна подсознательно ожидала, что и деревня окажется ей под стать: мрачная, запущенная и отталкивающая, а потому была приятно удивлена. Оказалось, Никита думал так же, потому что внезапно весело рассмеялся:

— Надо же, нас не съедят здесь живьем!

Яна покосилась на него и улыбнулась в ответ.

Дом номер три по центральной улице совсем не походил на жилище ведьмы: он был маленьким, выкрашенным в ярко-голубой цвет, с шиферной крышей и розовыми окнами, с двух сторон обрамленными резными ставнями. Окружал его небольшой двор, уже заросший первой весенней травой и кустарниками. Забор был деревянным, некрашеным, но ровным и аккуратным, будто сделали его совсем недавно. Яна на всякий случай еще раз сверилась с картой, убеждаясь, что ничего не перепутала и действительно привела их по адресу, указанному Эвелиной.

— Как-то не похоже на жилище деревенской знахарки, — заметила она, когда Никита припарковался рядом с закрытой калиткой.

— А ты думала, что знахарки непременно живут в хижинах, укрытых соломой? — поддел он.

— И сушат мышей за хвостики перед входом, — улыбнулась она.

Они осторожно вошли во двор, будто и в самом деле ожидали увидеть развешенных для сушки мышей перед входом, но, конечно, ничего такого не было. Зато теперь стало понятно, что двор не только ухожен, но и весь состоит из клумб. На некоторых уже цвели мелкие голубоватые цветы, другие еще только покрывались зеленью. Хозяйка дома — женщина лет семидесяти в чистом коричневом платье ниже колена и бледно-желтом платке — возилась позади дома у очередной клумбы. Казалось, в ее хозяйстве совсем нет огорода, одни только цветы и травы, но внимательная Яна приметила вспаханную землю за зарослями смородины. Должно быть, хозяйка отгородила огород от парадной части двора.

Заметив гостей, пожилая женщина выпрямилась, ожидая, когда они подойдут ближе, пристально и чуть настороженно разглядывая их. Яне казалось, что она издалека считывает информацию с них и уже понимает, что они не просто заплутавшие гости, понимает, зачем и почему приехали к ней.

— Добрый вечер! — первым поздоровался Никита. — Вы Мария Ивановна?

— Я.

Женщина перевела взгляд на Яну и, как показалось той, даже дернулась в первое мгновение, но тут же взяла себя в руки. Тоже увидела черное облако, которое, по словам ее внучки, окружает Яну?

Никита кратко представился сам и представил Яну, а затем сразу перешел к делу:

— Нам сказали, что вы можете помочь нам. Дело в том, что Яне каждую ночь снится некая черная фигура. Она хватает Яну за руки, плечи, и все бы ничего, но утром у нее на теле остаются синяки, будто бы эта фигура существует в реальности.

Еще по дороге они договорились не упоминать порчу и Эвелину, но ровно за секунду до того, как их план провалился, Яна и сама поняла, что обмануть женщину у них не получится. Та, ничего не говоря, шагнула к Яне, взяла ее за руки и поднесла к глазам запястья. Следы от ночного визита в общежитии уже посветлели и были почти незаметны, хотя на фотографиях чернели все так же ярко, как и те, что были теперь скрыты под теплым свитером на плечах.

Мария Ивановна долго рассматривала Янины руки, а затем отпустила их и повернулась к Никите.

— Ежели лгать мне приехали, то лучше сразу уезжайте, — с укоризной сказала она. — Лгунам я помочь не в силах.

— Но мы сказали правду! — воскликнула Яна. Ведь это на самом деле было правдой. Не всей, но правдой.

— Правда никогда не бывает вся или не вся, — будто прочитав ее мысли, сказала женщина, посмотрев на нее. — Правда или есть, или нет. И если нет, то не о чем нам с вами разговаривать.

— Хорошо, простите нас, — покаянно вскинул руки Никита. — Мы сказали вам правду, но она на самом деле не вся. Ваша внучка — Янина однокурсница и моя студентка. И именно она сказала, что на Яне якобы есть некая порча. Нам кажется, что это связано с ее снами. Но сама Эвелина помочь не в силах, вот и отправила к вам.

— Эвелина, значит, — покачала головой Мария Ивановна. Лицо ее разгладилось и будто даже подобрело не то от упоминания внучки, не то от того, что Никита больше не стал ничего скрывать. — Что ж, заходите в дом. Незачем лишний раз людям глаза мозолить. Деревня у нас маленькая, каждый посторонний на виду, а развлечений, кроме сплетен, больше нет никаких.

С этим Яна была согласна. Шесть лет она прожила в маленьком городишке, затерянном среди лесов и болот, и, что такое сплетни, знала не понаслышке. И как сильно они портят жизнь в таких крохотных местах, тоже на своей шкуре прочувствовала.

Мария Ивановна провела их через небольшие сени в просторную комнату, служащую, вероятно, гостиной и кабинетом одновременно. Здесь стоял старый диван, накрытый чистым покрывалом в цветочек, на трех окнах висели тюль и шторы, подобранные в тон покрывалу, стоял большой старомодный сервант, круглый столик с тремя стульями вокруг него, в углах висели иконы, украшенные ткаными рушниками, а вдоль стен — букеты высушенных трав. Не дохлые мыши, конечно, но Яне всегда казалось, что знахарство и религия несколько несовместимы.

Предложив гостям устроиться за столом, Мария Ивановна ненадолго вышла и вернулась с тремя чашками чая на подносе. Яна переживала, что чай будет травяной, она такие терпеть не могла, но нет, это был самый обыкновенный черный сладкий чай с половинкой кружочка лимона. И к нему на маленькой тарелке прилагалось самое обыкновенное печенье из магазина. Неужели в этой крохотной деревушке есть магазин?

— Автолавка приезжает дважды в неделю, — снова будто прочитала ее мысли знахарка. — Там и беру и печенье, и чай. Удивитесь, но я терпеть не могу травяные чаи. И печь не люблю, вопреки мнениям о женщинах моего возраста.