Молодому самодержцу всегда хотелось посмотреть, как дедушка выглядит. После какого-то светского увеселения, в сопровождении двух дам и личного адъютанта, Александр подъехал к собору, разбудил перепуганного церковного сторожа и велел отпирать подвал. Времени было около трех часов ночи. Подвыпившие высокие гости торопили сторожа. Руки у того тряслись, но с замками он все-таки справился. Царь и сопровождающие лица спустились в подвал. Некоторое время они осматривались, а потом Александр зачем-то решил приподнять крышку и глянуть, что осталось от дедушкиного тела.

Хоть и с трудом, но сдвинуть с места тяжеленную крышку с гроба ему удалось. И оттуда наружу вывалилась истлевшая королевская голова. Грохоча насаженной по самые уши короной, теряя каменья из оправы и зубы из челюстей, голова покатилась по ступеням вниз. Сопровождающие царя дамы разом грохнулись в обморок. Адъютант упал на колени и принялся по-французски читать псалом «Из глубины взываю к Тебе, Господи!».

Сам Александр тоже струхнул. Но самообладания на то, чтобы поднять отвалившуюся голову, отряхнуть ее и вернуть на место, ему все же хватило. После этого они с адъютантом закрыли гроб крышкой, привели дам в чувство и, по возможности стараясь не шуметь, отбыли из собора домой.

Петербург, построенный итальянцами на шведских землях, всегда относился к религии приезжих с большой терпимостью. На главной улице этого города почти напротив православного Казанского собора рядком стоят лютеранская Петрикирхе, католический собор Святой Екатерины и армянская церковь приятного голубенького цвета. Четыре храма разных христианских конфессий на один квартал – подобного нет ни в одной европейской столице.

К своим неправославным подданным Романовы относились более чем толерантно. Первую католическую церковь в Петербурге построили даже быстрее, чем первую православную. Правда, веротерпимость распространялась исключительно на христиан. Прочие верующие (мусульмане, иудеи, буддисты, язычники) подвергались при царях всяческим притеснениям и рассматривались как временная аномалия, которая со временем будет ликвидирована.

Хуже всего в этом смысле приходилось иудеям. Им селиться в столице было запрещено. Исключение делалось лишь для отставных военных и очень богатых коммерсантов. И уж понятное дело, речь не могла идти ни о какой синагоге. Первые двести лет петербургской истории, до открытия Большой хоральной синагоги в 1893-м, иудеи совершали свои службы полуподпольно, на домах у единоверцев. Туда же привозили и авторитетных религиозных учителей. Например, уже после революции в квартире на улице Пестеля жил один из любавичских ребе (высший авторитет в хасидизме), пророк и чудотворец Йосеф Ицхак Шнеерсон. Интересно, что позже та же самая квартира стала последним жилищем шоумена Романа Трахтенберга.

Массовое строительство нехристианских храмов началось у нас лишь после указа о веротерпимости 1905 года. Чувствуя, как под ним зашатался трон, Николай II неожиданно поменял правила игры и объявил, что отныне его подданные имеют право поклоняться тем божествам, которым пожелают. Он в вопросы веры вмешиваться больше не станет. После этого число прихожан православной церкви разом упало на три четверти (а в армии почти на девяносто процентов), зато мусульмане и буддисты приступили к строительству собственных культовых сооружений.

Буддийский дацан (монастырь) был заложен в Петербурге в 1909-м. Англичане в тот момент активно присоединяли Тибет к своим индийским колониям. Далай-ламе пришлось бежать от них в Монголию, и оттуда он отправил в Петербург своего советника Агвана Лобсана Доржиева, носившего высокий титул цанид-хамбо.

Когда Доржиев прибыл в столицу, чиновники императорского МИДа аж присели от испуга. В своем послании Далай-лама сообщал белому царю Николаю, что тот (Николай), скорее всего, является реинкарнацией милосердного божества Цаган-Дара Эхэ, а его столица Петербург и есть земное воплощение Шамбалы. Поэтому Далай-лама хотел бы со всем своим двором переехать на берега Невы и просит помочь ему разбить коварных англичан.

Только что хлебнувшей позора в войне с Японией русской армии конфликт из-за лежащего у черта на рогах

Тибета был совсем ни к чему. Поэтому отвечали послу вежливо, но уклончиво. В том смысле, что пусть Далай-лама сидит пока в Монголии, у нас ему не понравится. Холодно, сыро, да и вообще.

А вот столичная публика послание Далай-ламы встретила с энтузиазмом. После визита Доржиева в светских салонах на буддизм и тибетскую медицину установилось что-то вроде недолгой моды. Газеты спорили, когда же можно ожидать окончательного присоединения к Российской империи земель Китая и Монголии, несколько жуликов открыли аптеки для торговли пилюлями «из тибетских трав» для улучшения потенции, а Доржиеву было разрешено выстроить на городской окраине свой дацан. Между прочим – самый северный буддийский монастырь в мире и крупнейший в Европе.

Строить храм буддисты начали почти одновременно с мусульманами, а закончили раньше. Уже в 1913-м из Китая привезли все необходимые богослужебные прибамбасики, и службы начались. У мусульман к этому времени был полностью готов лишь фундамент мечети. Причина банальна: не хватало средств. На строительство петербургского дацана деньги выделил лично Далай-лама, а когда они кончились, Доржиев продал еще и фамильные драгоценности. А вот на возведение Соборной мечети жертвовали небогатые петербургские татары, да только наскрести им удалось от силы десять процентов необходимой суммы.

Мусульман в Петербурге было немало с самого начала. Первые годы они составляли чуть не сорок процентов населения столицы. Однако, как и иудеям, молиться правоверным приходилось на дому. Построить собственную мечеть не дозволялось даже лихим горским рубакам из личного императорского конвоя, укомплектованного, как известно, сплошь мусульманами.

После Указа 1905 года дело наконец сдвинулось, хотя не сказать чтобы радикально. Постройке мечети постоянно что-то мешало. То бывшая любовница императора балерина Кшесинская начнет скандалить, что строители мешают ей спать (особняк балерины располагался впритык к мечети). То застрелился архитектор, автор проекта. Но в основном задержки были связаны, конечно, с нехваткой денег.

Солнце удачи выглянуло из-за туч бедности только в 1912-м. В Петербург на постоянное место жительства перебрался бухарский эмир Сеид Абдул-Ахад-хан. Его эмират русские тихой сапой присоединили к землям империи, а самому эмиру выделили щедрое содержание и предложили провести остаток жизни в местах поприятнее Бухары. Эмир переехал в столицу, и на петербургских правоверных тут же пролился золотой дождь.

На родине Сеид вел себя как совершенный дикарь. Схваченных преступников по его приказу за уши прибивали к главным воротам Бухары. Ворам на центральной площади города рубили руки. А согласно одной совершенно неправдоподобной легенде, как-то эмир присмотрел себе для гарема 12-летнюю девочку по имени Дарманджан, но та во время первой брачной ночи укусила его за палец. Утром Сеид приказал живьем сварить девочку, а мясо скормить псам. Впрочем, перебравшись в культурную столицу, эмир и сам сделался куда культурнее. Выстроил для своего наследника на