В этом платке она и сама напоминала ягоду малины – в бордовой кофте к платку в придачу, маленькая, кругленькая, да еще и походка плавная – не идет, а катится. Вслед за тещей в избу россыпью ввалились внуки: два родных Гришиных сына – Сашка да Женька и племянник Димка. Старшему из мальчишек – Димону – едва исполнилось десять лет. Перебивая друг друга, пацаны завопили все разом так громко и сбивчиво, что Гриша одурел от гомона детей и в общем хоре с трудом разбирал, кто что кричит:

– Папа!

– Дядя Гриша!

– Медведь!

– Огромный!

– Не рычал!

– Стоял!

– Не двигался!

– Нюхал на земле что-то!

– Бабушка нам только на поле сказала!

– В лесу-то не показала нам медведя!

– Бери, папа, ружье!

– Дядя Гриша, я с тобой! Я – большой!

– Я тоже большой!

– Папа, и я с тобой!

– На медведя хотим!

Гриша наконец вспомнил, что сегодня с утра теща повела ребятишек за малиной в ближайший лес за деревню. И вот не прошло и получаса, как вся честная компания спешно вернулась обратно, причем бабушка была до смерти напугана, а внуки – радостно возбуждены.

– Тихо вы! – прикрикнул Гриша на ребятню, а сам уже доставал из сейфа ружье. – С собой никого не возьму – малы еще!

– Ни которого не пущу! Не доросли на медведя ходить! Помолчите, оглашенные! – Теща, не обращая внимания на протесты ребятишек, махнула на них рукой, приказывая внукам замолчать, и присела на скамью у стола, перевела дух и стала рассказывать: – Как, Гриша, на вырубку зайдешь, забирай влево к трем высоким пням, а от них недалече – прямо гляди! – увидишь поваленную осину. Там он пасся. Вижу – стоит косолапый. Я ребятишек быстро собрала, но про медведя не сказывала им, чтоб не напугать, потому уж на поле объяснила… Аккуратней там! С Богом!

И перекрестила зятя, уже опоясанного патронташем, благословляя на охотничью работу.

На вырубке, заросшей малинником, сладко пахло ягодным соком, жирной летней травой. От жаркого солнца лесные ароматы многократно усиливались, так что даже щекотало в носу. Молодая поросль ольхи вперемешку с осиной и смородишником трепетала на едва ощутимом ветру, рассеивая вокруг янтарные и малахитовые блики. Девчонки-рябины перешептывались с подружками-черемухами.

Как и велела теща, зайдя на малинник, Гриша круто забрал влево. Сердце его бешено колотилось под рубахой: ни разу за двадцать семь лет своей жизни охотник еще не ходил на медведя, хотя вырос в тайге. Гришины сверстники из числа любителей ловчей забавы уже давно добыли хоть по одному косолапому или по кабану, а он до сих пор все еще довольствовался мелкой дичью. Всем известно: мальчишка тогда мужиком станет, когда запишет на свой счет кабана или медведя. На счету у Гриши пока красовался круглый ноль, и молодой охотник втайне даже от самого себя переживал по этому поводу.

Гришино детство прошло на Дальнем Востоке в малюсеньком таежном поселке. После Великой Отечественной войны его отец перевез туда семью из Вологодской области в поисках лучшей доли, однако счастья не обрел в чужом краю. Повздорил с соседями-староверами и был убит жестоко и глупо. Так в возрасте десяти лет остался Гриша старшим мужчиной в семье, а на его попечении мать и три младшие сестры. Чтобы уехать обратно на Вологодчину, пришлось копить деньги. Мать устроилась в рыбсовхоз, а Гриша после школы с «мелкашкой» ходил добывать белку. В тайге в тот год пропасть пушнины было. Так вдвоем с матерью и насобирали на билеты домой.

Но и на родине сиротская доля оказалась не легче – рано и много пришлось Грише работать. Не до охотничьих забав ему было! Для сверстников в деревне он, выросший на Дальнем Востоке, долго оставался чужаком. Не сразу приняли его в мальчишескую компанию. Так в работе и одиночестве и повзрослел Гриша до срока. После армии, когда пришло время обзаводиться семьей, невесту он выбрал себе под стать – такую же безотцовщину из самой бедной в деревне семьи. Но зато – красавицу, зато – по любви. За Танькой женихи вереницами ходили, но Гришка крепкими кулаками быстро соперников отвадил. Тестя своего Гриша не знал – тот рано умер от военных ранений. Теща на трудоднях доярки одна растила пять дочерей, какое уж тут у Таньки приданое? Вот и сошлись два сапога пара: у жениха в кармане вошь на аркане, а у невесты в сундуке связка дырок от бубликов.

Когда родился у молодоженов первенец-сын, молодой хозяин решил строиться, но свой помощник еще в зыбке качался, а нанятым плотникам платить нечем. Гриша хитрил: садился на сруб и ждал, пока мимо по деревенской улице пойдет какой-нибудь мужик, подзывал прохожего и просил помочь то бревно заворотить на стену, то доску придержать. Сосед – дедушка Коля – сжалился: самому топором махать у него уже сил не хватало, но дед знал, что парень без отца вырос, и охотно объяснял Гришке премудрости плотницкого дела. Стены Гриша вдвоем с Танькой конопатил. Первую мебель в доме тоже сам сработал – кроватку для сына, этажерку под посуду, стол да лавку. Так и строились. Вплоть до новоселья не мог Гриша себе позволить ружье купить, хотя и очень хотелось. И только когда переехали в новый дом, когда родился второй сын, обзавелся – выбрал ладную курковую двустволку шестнадцатого калибра и вновь начал бегать в лес, как в детстве на Дальнем Востоке. До сих пор добывал в основном мелкую дичь – птицу да пушнину.

Ой как хотелось Грише испробовать охотничью удачу на косолапом! Мечталось не отстать в мужской удали от предков: по рассказам Гришиной матери, покойный батя лихой был охотник, а дед так и вовсе с рогатиной на медведя хаживал.

Почти не дыша, стараясь невесомо ставить ноги на лесной подстил, добрался Гриша до трех высоких пней, про которые теща рассказывала. Замер и внимательно осмотрелся: может, удрал уже медведь? Наелся до отвала и был таков?

И тут Гриша увидел того, кого люди не зря величают хозяином леса: огромный царственный зверь стоял у осины, поваленной бурей. Корни вывороченного ветром дерева вздыбились вверх, как волосы исполинской Бабы Яги, а рядом скромно притулилась молоденькая рябинка. Возле нее медведь топтался на месте, почему-то не рычал, не ворчал и не чавкал малиной, а что-то сосредоточенно вынюхивал на земле.

Гриша, не раздумывая, вскинул двустволку, словно в каком-то трансе, отрешаясь от всего и вся и подчиняясь только вековому инстинкту охотника. Выцелил и плавно на выдохе, как когда-то батя в детстве учил, нажал на курки. Грянул выстрел. В унисон с дуплетом жарко бухнуло сердце в груди. Гриша уже представлял, что сейчас надо будет осторожно приблизиться к поверженному медведю или, наоборот, молниеносно перезарядиться, чтобы добить раненого исполина, но… Хозяин леса, как и до выстрела, спокойно стоял на том же самом месте у осины. Даже головы не поднял. По-прежнему что-то вынюхивал на земле. Дыбились корни-волосы Бабы Яги. В страхе трепетала на ветру рябинка. Гриша, не теряя ни секунды, перезарядился и выстрелил второй раз уже из одного ствола. Медведь и ухом не повел. Молодого охотника бросило в дрожь. Он истово перекрестился, решив, что встретил лесной морок, и замер, не зная, что делать дальше.