Так с неполным ведром белой малины, да еще и покусанные, отец с сыном вернулись домой. Гриша рассказал домашним и про медведя, и про ос, и про ягодное богатство. Танька и теща испуганно охали и крестились, старшие сыновья жалели, что не пошли с отцом, а Игнатка, как узнал, кто мопед на просеке заводил, чуть вдругорядь не заплакал: «Папа, что же это ты мне медведя не показал! Ведь он на мопеде, как в цирке, катался! Поехали завтра обратно, может, мишук опять за малиной придет!» Захохотала вся семья, а Гриша, когда насмеялся до колик, только и смог сказать:

– Ну, Игнатка, я-то думал, ты со мной в лес больше и не сунешься, а тебе еще и медведя на мопеде поймай! Цирк с тобой малиновый!

Дядя Гриша посмотрел правым глазом на икону Спасителя и шепотом произнес:

– Господи, помилуй! Помоги заснуть, Господи!

Левый глаз не открывался. Там под веком что-то саднило, резало и пекло. В соседней комнате шумно играли правнуки, но дяде Грише мешали заснуть не звонкие голоса ребятишек, а боль в глазу и шум в голове, по тональности напоминающий звук пилы-болгарки. Как раз вчера он до захода солнца работал с такой пилой. Ах, какой это был удачный день!

С утра дядя Гриша, как обычно, отправился на поиски металла. Поехал на дрынке в отдаленную нежилую деревню. Дрынками в деревне называют мотоблоки. Вообще-то это чудо техники предназначалось для того, чтобы пахать грядки на огородах, но мужики приноровились прицеплять к мотоблокам самодельные телеги. За характерный звук двигателя «дры-ры-ры» мотоблоки и прозвали дрынками.

В сельской местности постоянно действовал закон взаимозаменяемости вещей. Так, если в организме отказывает какой-то орган, его функции по возможности берет на себя другая физиологическая система, например, если человек ослепнет, у него гораздо сильнее, чем у зрячих, разовьются осязание и слух. Деревня тоже реагировала на утраты, как живая плоть. Поскольку ни у кого не было денег на покупку тракторов, стоивших, как иномарка уровня VIP, в обиходе появились дрынки. А когда держать скотину стало невыгодно из-за невыносимой дороговизны кормов, крестьяне потихоньку избавились от коров и бычков, оставив только неприхотливых в содержании свиней. Денег, чтобы покупать молоко и мясо в магазине, конечно, от этого не прибавилось. Тогда мужики один за другим стали вступать в общество охотников. Почти каждый в деревне браконьерничал: без лицензии добывал лосей и кабанов, заменив в рационе своих семей домашнее мясо на дичь. Когда зарплаты в колхозе упали ниже некуда, у всех нашлись какие-то дополнительные заработки, а кто-то из колхоза уволился и встал на биржу труда в райцентр. Пособие все равно выше, чем зарплата, да и здоровье гробить не нужно. Дядя Гриша нашел свой способ получить прибавку к пенсии – собирал металл.

В нежилом Непотягшине, куда он вчера ездил, стояла заброшенная зерносушилка. Дядя Гриша добрался до деревни всего за час и обнаружил, что до него здесь уже успели побывать другие охотники за стальным мусором. От сушилки сохранился только бетонный фундамент: не только механизмы из толстого черного металла разрезали и увезли, но даже кирпичные стены давно разобрали. Дядя Гриша приуныл, но не сдался. Раз уж приехал, решил заглянуть в осиновые заросли по соседству, чтобы поискать грибов, но вместо подосиновиков нашел старые ванны для зерна, поросшие мхом. Он тут же позвонил с сотового племяннику-трактористу. Саня хоть и поматерился для порядка, все-таки опять дядя Гриша отвлекал его от работы, но быстренько явился на зов, прихватив с собой родного сына дяди Гриши – Игнаху. Племянники дядю Гришу сильно жаловали – он был ласков к ребятишкам и когда-то в молодости не только своих сыновей, но и всех желающих мальчишек брал с собой на рыбалку-охоту, по грибы-ягоды. Теперь бывшие пацаны и сами стали отцами, но внимание и ласку дяди Гриши они не забыли…

Втроем мужики еле заворотили тяжеленные ванны в телегу трактора и к обеду успели вернуться домой. Вторую половину дня дядя Гриша, вооружившись болгаркой, колдовал над ваннами. Настроение у него было приподнятое. С этими железяками набиралось больше пяти тонн черного металла, а это значит, что уже можно вызывать машину с «Северстали» из Череповца – там самые выгодные цены на железный лом, но меньше, чем за пятью тоннами, они не поедут. Дядя Гриша считал и пересчитывал каждый грамм, каждую копеечку. Постоянно жонглировал цифрами в уме и бережно записывал свои расчеты в потрепанный блокнотик – это была математика всей его жизни.

Он отлично знал, на что потратит выручку. Девять тысяч рублей – для поездки на родину, в Краснодарский край. С юношеских лет его сердце было разорвано на две части – северную и южную. Северная половина вечно хотела остаться дома с любимой женой Танюхой. Южная мерзла суровыми вологодскими зимами и рвалась в родные горы, к матери и веселым сестрам, которые были так не похожи на сдержанную и гордую Татьяну. Между Северным и Южным полюсами на его планете никогда не заключалось перемирие.

Остаток заработка дядя Гриша запланировал потратить на покупку пластикового окна. Его пенсия почетного колхозника насчитывала чуть больше восьми тысяч рублей, сыновья работали тут же в деревне (только колхоз теперь назывался АОЗТ), получали парни по три-четыре тысячи. Тут уж не до покупки пластиковых окон, не до поездки к матери на Кавказ.

Именно поэтому, как только сходил снег с полей, дядя Гриша отправлялся на поиски металла в те места, где когда-то стояли деревни, а теперь только зеленела непроходимая, десятилетиями некошенная трава. У него было огромное преимущество перед молодым поколением: сборщики металла помладше не всегда могли точно определить, где именно в этой густой траве когда-то стояли избы, где находились помойки, куда народ относил весь мусор, в том числе и металлический. Дядю Гришу память не подводила. Он мог забыть, куда спрятал вчера кусок арматуры, но зато в деталях помнил мельчайшие события минувших лет. Вот в Непотягшине, например, купила тетка Груня электрический самовар. В старом-то медном дырка у краника появилась, заклепать некому было, перевелись мастера. Тетка Груня снесла тогда негодный самовар под реку в ивняк. У дяди Гриши и сейчас всплывала эта картинка в памяти: вот идет кряжистая, приземистая тетка Груня, ни дать ни взять чугунок в красном платке. Она несет на вытянутых руках тяжеленный самовар, аккуратно ставит его под ивовый куст… И точно: в этом самом кусте спустя десятилетия дядя Гриша и обнаружил Грунин самовар, заросший осокой. Отчистил до блеска и продал его в антикварную лавку в райцентре за пятьсот рублей. Через месяц приехал: стоит самовар на полке, и ценник рядышком – десять тысяч пятьсот…

Дядя Гриша иногда чувствовал небольшие уколы совести: все-таки он приходил в чужие деревни, пусть и вымершие, копался в чужом мусоре. При этом всякий раз вспоминались ему бывшие жители этих деревень, кто и как жил, где и как умер… Тетю Груню вот дети забрали в город, когда стала она совсем немощной. Груня там и годика не протянула и все просилась обратно в Непотягшино. Быстро на тот свет отправилась… Но эти переживания быстро исчезали, как только выяснялось, что до следующей пенсии опять не дотянуть… Опытный сталкер, дядя Гриша, жалея молодых, отмечал заброшенные колодцы длинными оглоблями. В переплетении корней и стеблей эти страшные ловушки становились невидимыми. Прошлым летом в колодец угодил дяди-Гришин племянник Серега. Два дня парень просидел без еды и воды. Везунчик! Колодец оказался сухим и не очень глубоким, так что племянник даже не поцарапался, пока летел вниз. С собой у Сереги был мобильник, но сотовый со дна колодца сигнал не ловил. Хорошо, что парня быстро хватились, и все молодые родственники мужского пола сразу же кинулись на поиски. Нашли Серегу охотничьи собаки Игнахи. Устроили у колодца такой лай, будто медведя на поляне держали… Умные у Игнахи псы, вся деревня ему завидует.