Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На экране был Хью — он сидел у борта плавательного бассейна и играл на ирландской дудочке. В» бассейне Шарлотта и уже знакомый мне мальчик танцевали под музыку, взявшись за руки.
Хью выглядел лет на десять старше — фигура его слегка расплылась, лицо покраснело, волос стало меньше, в движениях появилась медлительность и осторожность, свойственная немолодым людям. Ему было уже к шестидесяти. Лучшие его годы прошли, он был в том возрасте, когда берешь то, что можешь получить. Он смотрел на танцующую пару и буквально лучился счастьем, сквозившим также и в его игре.
Шарлотта выглядела великолепно. Хотя она и была десятью годами моложе Хью, на экране она казалась заметно старше, чем при нашей последней встрече. Ее все еще отлично сохранившуюся фигуру облегал закрытый черный купальник, подчеркивавший высокие квадратные плечи и длинную шею. Платиновые волосы были подстрижены очень коротко и умело уложены. Она теперь носила маленькие стильные очки в металлической оправе. Это делало ее лицо строже, высокомернее, что очень ей шло. Казалось, всем своим видом она говорит: «Да, я стала старше, но мне известно, что с этим делать: убрать все лишнее, выкристаллизовать мою красоту, чтобы осталось только лучшее».
— Папа, иди к нам! Ты обещал!
— Папе больше нравится для нас играть, милый. Давай-ка лучше мы с тобой еще потанцуем.
Они продолжили танец, их троих окутывала атмосфера такой любви, что внутри у меня все сжалось. Хью играл теперь «Туманную росу». Хью был на телеэкране, Хью, постаревший на десяток лет, полысевший. Хью, все еще живой, но снова с Шарлоттой. И с их сыном.
Они танцевали, плескались в воде и пели. Не прекращая играть, Хью встал на ноги и сплясал джигу у края бассейна. Мальчик подпрыгнул и бросился на руки к Шарлотте. Ее очки мелькнули в воздухе, но ей удалось грациозным и точным движением поймать их, прежде чем они успели погрузиться в воду.
Доиграв мелодию, Хью вошел в дом. Мальчик подплыл к борту бассейна и позвал его назад. Хью, не останавливаясь, помахал ему рукой. Он миновал кухню и гостиную и вышел на парадное крыльцо. Там он открыл почтовый ящик, вынул стопку писем и журналов и принялся их перебирать, остановившись, только когда нашел открытку большого формата.
На ней была фотография морского порта с белоснежными зданиями на фоне зеленых гор и ярко-голубого неба. Он перевернул открытку. Я сразу же узнала почерк. Мой.
Хью, я на Самосе, и здесь славно. Это путешествие пошло мне на пользу, потому что греки так неторопливы. Поспевать за ними легко. Я видела парня, въехавшего на мотоцикле прямо в таверну… они дают целый лимон, чтобы выжать на кальмара, в воздухе запах горячих цветов.
Я часто обедаю в ресторанчике под названием «Мыльный гриль». Здесь подают вкуснейшие гиросэндвичи — из лепешки питы, мяса ягненка, картофеля-фри и цацики. Ты готовил для нас такие. Как это говорят ? Даже один волосок отбрасывает тень. В данном случае один сэндвич.
Когда это прекратится, Хью? Когда я смогу, свернув за угол своей жизни, не натолкнуться на тебя, на твои сэндвичи, твой призрак, мои воспоминания — на все, что было?
Однажды ты сказал: «Все течет». Это не так, Хью. Слишком многое останавливается, и, как ни старайся, его не сдвинуть с места. Память, например. И любовь.
Миранда.
Закончив читать, он прищелкнул языком и покачал головой.
— Самос, Самос — Он произнес это слово дважды, будто пробовал его на вкус. В выражении его лица невозможно было обмануться: облегчение. Егб нисколько не огорчало, что меня нет.
— Дорогой, почта пришла? — В комнату вошла Шарлотта, за ней следом вбежал молодой далматинец, с рычанием трепавший край розового полотенца, которое она тащила за собой. Хью показал ей мою открытку. Взглянув на нее, она подняла брови.
— Миранда?
Он без колебаний позволил ей прочитать текст. Она взяла мое послание, наклонила голову, как делают те, чьи очки слишком слабы, быстро пробежала строчки глазами и вернула открытку Хью.
— Сколько лет ты ее не видел? Восемь? Он перегнул открытку пополам.
— Девять. Это немало.
— Но она до сих пор продолжает тебе писать. — Это было утверждение, а не вопрос.
Он поднял руку и пожал плечами, словно говоря: «А что я могу поделать?»
Пес положил передние лапы ему на грудь и лениво потянулся. Хью обнял его голову и поцеловал в морду.
Шарлотта погладила собаку.
— Странно, правда? Миранда — единственная из твоих подружек, которая осталась тебе верна. Тебе столько пришлось из-за нее вынести, и вот поди ж ты, десять лет спустя она шлет тебе открытки из своих путешествий.
Вывалив изо рта язык, походивший на длинный красный ремешок, пес стал бодать лбом ногу Хью. Они засмеялись. Хью сказал:
— Великолепная дрессура, — и оттолкнул его. В комнату вбежал мальчик.
— Папа! На улице потемнело. Затмение сейчас начнется. Пошли! — Он потянул отца за руку, но того невозможно было сдвинуть с места, и мальчик один бросился прочь из комнаты.
Лицо Шарлотты посуровело, она кивнула в ту сторону, куда умчался ребенок.
— Что, если бы ты остался с ней? Его бы тогда не было на свете.
Хью протянул руку и погладил ее по щеке.
— Но я с ней не остался. Не думай об этом, дорогая.
— Я все время об этом думаю. Слава богу, что ты с нами.
— Ты победила, Шар. Только взгляни на эти ее открытки. Она так жалка.
Шарлотта приложила палец к его губам — выбирай, мол, слова.
Телевизионная картинка внезапно сменилась сценой из «Амаркорда» — любимого фильма Хью. На звук телевизора наложился какой-то другой, непонятный звук — из-за моей спины. Но спустя мгновение я его узнала — это был стук когтей по паркету.
Я обернулась — в кухню вошел молодой далматинец. Он улегся на пол и взглянул на меня. Стал вилять хвостом. Тот самый пес, которого минуту назад я видела по телевизору в доме Хью, был теперь со мной.
— Его зовут Боб.
Голоса быстро забываются, и лишь немногие мы помним до конца дней. Даже если мы потеряли тех, кому они принадлежали, целую жизнь тому назад. В дверном проеме стоял Джеймс Стилман. Но это был Джеймс, которого я не знала — всего лишь однажды видела это лицо на фотографии.
Он похудел, у него была модная короткая стрижка, возле рта намечались концентрические морщинки. Но глаза остались прежними, какими я их помнила, — плутовские глаза человека, который всегда готов отмочить какую-нибудь шутку или рассказать уморительную историю. Он небрежно прислонился к дверной раме, держа руки в карманах и скрестив ноги. Он принимал эту позу совершенно бессознательно. Его мать называла ее позой Кэри Гранта. Я почувствовала запах его одеколона. Я уловила аромат «Зизани», и это показалось мне самым потрясающим из всего. Знак реальности происходящего. Призраки не пахнут.