– Вот, товарищи, это Эминов.

Мехмет подтвердил, не теряя хладнокровия:

– Да, Мехмет Эминов – я. Что происходит? Что вы от меня хотите?

– Скоро узнаешь.

Мехмет прекрасно знал, что другого выхода, кроме как повиноваться им, нет. Мехмета отвели в одну из комнат милицейского участка. На другом краю коридора он увидел Османа. Он хотел позвать сына, но его толкнули в спину и тут же закрыли за ним дверь. Мехмет оторопел. Уполномоченный, который сидел за столом, ждал его. Он курил папиросу. Затем встал и повернулся спиной к Мехмету. И спросил, глядя в окно:

– Как поживает ваш сын, товарищ Эминов?

– Вы лучше меня знаете, как он поживает, – ответил Мехмет.

– Не делайте вид, будто не понимаете вопроса.

Мехмет был терпелив в той же степени, что и человек напротив.

– Вы спросили про сына, я ответил.

Уполномоченный хмыкнул.

– Мы оба знаем, о ком я говорю. Разве не так, товарищ Эминов?

– Мой сын стоит сейчас в коридоре.

– Давайте, не будем упрямиться. Я говорю о сыне, который находится по ту сторону моря.

– Остальных своих сыновей я потерял несколько лет назад. Они со мной даже не попрощались, – сказал Мехмет. – Я не знаю ни куда они уехали, ни что с ними.

– И вы не переписывались с одним из них и не получали от него новостей?

– Нет. Ни с кем я не переписывался и не получал никаких новостей.

– Кто тогда пишет письма, которые приходят вам из Турции?

Мехмета потихоньку начинала охватывать тоска. Он не знал, сколько еще сможет выдержать его уставшее сердце.

– Скажите-ка нам, кем доводятся вам эта молодая женщина и дети? – И уполномоченный показал фотографию.

Мехмет понял, что они читали все письма, что видели все фотографии. Они все знают. Ему в лицо ударил жар. Тем не менее он спокойно ответил:

– Мои родственники. Дальние родственники.

Уполномоченный вздохнул и, открыв ящик стола, вытащил папку.

– То, что я сейчас вам покажу, возможно, заставит вашу память работать лучше, товарищ Эминов. Вы ведь пожилой человек.

Эминов следил за папкой. Значит, на него завели дело. Милиционер, глядя ему прямо в глаза, протянул содержимое конверта. Мехмет с колебанием, но в то же время с любопытством взял письмо и фотографии. Если бы этот конверт доставили ему домой, то он бы сейчас уже плакал от радости и счастья. Но сейчас фото Сеита с семьей словно обжигало ему ладонь. На глаза старика навернулись слезы.

Мехмет спросил:

– Когда пришло это письмо?

– Какая разница когда? Суть в том, что вы виновны.

– В чем?

– В шпионаже. В предательстве Советской России.

– Разве простые письма к родственникам служат уликами в измене?

– Достаточно того, что вы переписывались с врагом народа. Почему бы вам не жить спокойно и счастливо с оставшимся сыном, товарищ Эминов?

Мехмет понял, что над Османом тоже нависла угроза. Он заговорил примиряюще:

– Я правда не знал, что моя переписка – это преступление перед страной. Даю слово, больше я не буду писать и позабочусь, чтобы и они не писали. Вы можете мне доверять.

Было похоже, что уполномоченный удовлетворился ответом. Стуча ручкой по столу, он улыбнулся.

– Хорошо, хорошо. Мне говорили, что вы умный человек. Я этого от вас и ожидал, товарищ Эминов. Решение, которые вы приняли, – очень умное. Вы меня убедили. Но есть высшие чины, которые недовольны этой ситуацией. Вам необходимо убедить и их. Я предполагаю, что у них будут вопросы.

– Мне нужно остаться?

– Да, вы останетесь здесь до выяснения всех обстоятельств.

– Жена будет беспокоиться.

– И нас много чего беспокоит. Если вы нас не убедите, то жена забеспокоится еще сильнее.

– Зачем вы привели сюда моего сына?

– В письмах фигурирует и его имя.

Мехмет окончательно понял, что дело приняло дурной оборот.

– Я в письмах не писал ни о чем, что можно было бы назвать преступлением, – осторожно сказал он.

Уполномоченный неожиданно ударил кулаком по столу и заорал:

– Вы переписываетесь с сыном, врагом Советской страны, предателем родины, отправляете ему фотографии! Уже этого достаточно для революционного трибунала!

Он нажал на звонок. В дверях появились двое военных. Обращаясь к ним, милиционер сказал:

– Уведите его в камеру!

Отец и сын Эминовы на протяжении четырех дней и четырех ночей мучились в отдельных камерах. Их часто вызывали на допросы, которые всякий раз заканчивались побоями. Каждый раз одни и те же вопросы задавались разными людьми. Как сбежал Сеит, как готовился к побегу, когда они впервые получили от него вести? В конце концов после всех этих пыток и унижений сначала Мехмет, а затем и Осман были освобождены.

Захиде, узнавшая от соседей, что ее мужа увезли люди в форме, чуть было не потеряла сознание. Когда она увидела распухшее лицо Мехмета и сгустки крови на его бороде, то подумала, что обезумела.

Ее молодая невестка Мюмине, с благодарностью Богу, встретила мужа, который хотя бы смог вернуться домой. Но в участке все еще шел жаркий спор об Эминовых. Уполномоченные были одного мнения по поводу того, что непременно есть что-то, ускользнувшее от их взора в переписке Эминовых и Курта Сеита. В конце концов красные пришли к выводу, что от Мехмета Эминова уже можно не ждать никаких противоправных действий. Мужчина был очень пожилым – он не сбежит. Да и очевидно, что после всего этого у него не хватит храбрости даже писать. Но они не были уверены, что его сын поступит так же. Он молод и очень буйный. Едва ли он будет следовать заветам большевиков после того, что стало с его семьей. После долгих переговоров было решено, что от Османа Эминова коммунистической России не следует ожидать ничего хорошего. Таким образом, Осману Эминову был вынесен приговор. Заодно ордер на арест был выписан и Мюмине Эминовой как соучастнице будущих преступлений ее мужа против советской власти.

В дверь дома по Садовой улице постучали, когда Осман и его жена еще не легли спать. Они еще не оправились от пережитого за прошедшие четыре дня.

Вздрогнув от ударов, они поняли, что пришла беда. Мюмине начала плакать.

– Осман!..

– Ш-ш-ш!.. Дети проснутся. Веди себя спокойно. Они опять о чем-нибудь поспрашивают и отпустят.

– Осман, я боюсь, я боюсь, что они что-нибудь сделают тебе.

– Не бойся! – сказал Осман, но Мюмине было уже не успокоить.

– Я знала… Я знала! – причитала жена. – Нам уже не увидеть своих детей.