– Моя судьба быть втоптанным в грязь железной пятойдеспотизма. Несчастья сокрушили мой некогда гордый дух: я уступаю и покоряюсь –таков мой жребий. Я один на всем свете обречен страдать; что ж, я и этоперенесу.

Мы двинулись в путь, как только совсем стемнело. Корольвелел нам держаться поближе к середине реки и не зажигать фонаря, пока мы непроплывем мимо города. Скоро мы завидели маленькую кучку огней – это и былгород – и в темноте благополучно проскользнули мимо него. Проплыв еще тричетверти мили, мы вывесили наш сигнальный фонарь, а часам к десяти поднялсяветер, полил дождь, загремел гром, и молния засверкала вовсю; а король велелнам обоим стоять на вахте, пока гроза не пройдет. Потом они с герцогомзабрались в шалаш и улеглись спать. Я должен был сторожить после полуночи,только я все равно не лег бы, даже если бы у меня была постель, потому что некаждый день приходится видеть такую грозу.

Господи, как бушевал ветер! И каждую секунду или двевспыхивала такая молния, что становились видны белые гребешки волн на полмиликругом, и острова – словно пыльные сквозь сетку дождя, и деревья, которыегнулись от ветра; а потом как трахнет – бум! бум! бах! тра-та-та-та-та! – громударит, раскатится и затихнет, а потом – р-раз! – опять вспыхнет молния, и опятьудар грома. Меня несколько раз чуть не смыло волной с плота, но я разделсядогола, и теперь мне все было нипочем. Насчет коряг нам беспокоиться тоже неприходилось: молния то и дело сверкала и освещала все кругом, так что корягинам довольно хорошо были видны, и мы всегда успевали повернуть плот в ту илидругую сторону и обойти их.

У меня, видите ли, была ночная вахта, но только к этомувремени мне здорово захотелось спать, и Джим сказал, что посторожит за меняпервую половину ночи; на этот счет он всегда был молодец, говорить нечего. Язаполз в шалаш, но герцог с королем так развалились и раскинули ноги, что мненекуда было деваться; я лег перед шалашом, – на дождь я не обращал никакоговнимания, потому что было тепло и волны теперь были уже не такие высокие. Часовоколо двух, однако, опять поднялось волнение, и Джим хотел было меня разбудить,а потом передумал; ему показалось, что волны стали ниже и беды от них не будет;но он ошибся, потому что вдруг нахлынула высоченная волна и смыла меня за борт.Джим чуть не помер со смеху. Уж очень он был смешливый, другого такого негра яв жизни не видывал.

Я стал на вахту, а Джим улегся и захрапел; скоро грозасовсем прошла, и как только в домиках на берегу зажегся первый огонек, яразбудил Джима, и мы с ним ввели плот в укромное место на дневную стоянку.

После завтрака король достал старую, замызганную колодукарт, и они с герцогом уселись играть в покер по пяти центов за партию. А когдаим надоело играть, они принялись «составлять план кампании», как это у нихназывалось. Герцог порылся в своем саквояже, вытащил целую кипу маленькихпечатных афиш и стал читать нам вслух. В одной афише говорилось, что«знаменитый доктор Арман де Монтальбан из Парижа прочтет лекцию „О наукефренологии“ – там-то и там-то, такого числа, такого-то месяца, вход десятьцентов, – и будет „составлять определения характера за двадцать пять центов счеловека“. Герцог сказал, что он и есть этот самый доктор. В другой афише онименовался „всемирно известным трагиком, исполнителем шекспировских пьес,Гарриком Младшим из лондонского театра «Друри-Лейн“. В овальных афишах он поддругими фамилиями тоже проделывал разные удивительные вещи: например, отыскивалводу и золото с помощью орехового прута, снимал заклятия и так далее. В концеконцов он сказал:

А все-таки трагическая муза мне всего милей. Вам не годилосьвыступать на сцене, ваше величество?

– Нет, – говорит король.

– Ну, так придется, ваше бывшее величество, и не дальше чемчерез три дня, – говорит герцог. – В первом же подходящем городе мы снимем зали представим поединок из «Ричарда Третьего» и сцену на балконе из «Ромео иДжульетты». Как вам это нравится?

– Я конечно, стою за всякое прибыльное дело, но только,знаете ли, я ведь ничего не смыслю в актерской игре, да и видеть актеров мнепочти не приходилось. Когда мой папа приглашал их во дворец, я был еще совсеммальчишкой. А вы думаете, вам удастся меня научить?

– Еще бы! Это легче легкого.

– Ну, тогда ладно. У меня давно уже руки чешутся – хочетсяпопробовать что-нибудь новенькое. Давайте сейчас же и начнем.

Тут герцог рассказал ему все, что полагается: кто такой былРомео и кто такая Джульетта, и прибавил, что сам он привык играть Ромео, такчто королю придется быть Джульеттой.

– Так ведь если Джульетта совсем молоденькая, не покажетсяли все-таки странно, что у нее такая лысина и седые баки?

– Ну что вы! Не беспокойтесь – этим деревенским олухам и вголову не придет усомниться. А потом, вы же будете в костюме, это совсем другоедело: Джульетта на балконе, вышла перед сном полюбоваться на луну, она в ночнойрубашке и чепчике с оборками. А вот костюмы для этих ролей.

Он вытащил два-три костюма из занавесочного ситца и сказал,что это средневековые доспехи для Ричарда Третьего и его противника, и ещедлинную ночную рубашку из белого коленкора и чепец с оборками. Корольуспокоился. Тогда герцог достал свою книжку и начал читать роли самымвнушительным и торжественным голосом; расхаживая по плоту, он показывал, какэто надо играть; потом отдал королю книжку и велел ему выучить роль наизусть.

Милями тремя ниже излучины стоял какой-то маленькийгородишко, и после обеда герцог сказал, что он придумал одну штуку и теперь мыможем плыть и днем, нисколько не опасаясь за Джима; надо только съездить вгород и все подготовить. Король решил тоже поехать и посмотреть, не подвернетсяли чтонибудь подходящее. У нас вышел весь кофе, поэтому Джим сказал, чтоб и япоехал с ними и купил.

Когда мы добрались до города, там все словно вымерло. Наулицах было пусто и совсем тихо, будто в воскресенье. Мы разыскали где-то назадворках больного негра, который грелся на солнышке, и узнали от него, чтовесь город, кроме больных да старых и малых, отправился за две мили в лес, намолитвенное собрание. Король спросил, как туда пройти, и сказал, чтопостарается выколотить из этого молитвенного собрания все, что можно, и мнетоже позволил пойти с ним.

Герцог сказал, что ему нужно в типографию. Мы ее скоро нашлив маленьком помещении над плотничьей мастерской; все плотники и наборщики ушлина молитвенное собрание и даже двери не заперли.

Помещение было грязное, заваленное всяким хламом, на стенахвезде были чернильные пятна и объявления насчет беглых негров и продажныхлошадей. Герцог снял пиджак и сказал, что больше ему ничего не нужно. Тогда мыс королем отправились на молитвенное собрание.