— Вот, — смущается Дамиан, показывая мне браслет. Так вот что он рисовал тогда на уроке! — Я не знал, что ты не любишь цветы. Просто… Это амулет. Я сам его сделал. И зачаровал так же, как мой, а мой не раз спасал мне жизнь. Я подумал… если ты будешь его носить…

Наверное, я сейчас улыбаюсь, как идиотка.

— Ну конечно, буду! Дамиан, спасибо! Мне никогда еще ничего лучше не дарили. Правда.

К моей зеленой коже браслет не идет совершенно. Я посматриваю на солнце. Ничего… Уже скоро…

Дамиан светится от похвалы. И смотрит на мою руку с браслетом так, словно я сделала ему громадное одолжение и осчастливила ну просто до седьмого неба.

— Виола, а можно… Можно мне…

Мы смотрим друг другу в глаза, и Дамиан вдруг отчаянно краснеет. Или это свет заката так красит его щеки? Красиво…

— Можно мне тебя поцеловать?

— Что?

Дамиан в ответ просто смотрит — с такой отчаянной надеждой, что я лишь спрашиваю: — Ты помнишь, что я заколдована?

Не отрывая взгляда от меня, он кивает.

— И что меня расколдует только поцелуй влюбленного?

Он снова кивает.

— И ты готов рискнуть? — меня неожиданно подводит голос. — Дамиан, пойми, ты мне очень нравишься, но я боюсь, что это вряд ли взаимно, и если ты…

Он не дослушивает. Странно — а ведь обычно он робок…

Не дослушивает и целует меня. Нежно — очень нежно, никогда меня так не целовали. Впрочем… Обычно папины протеже просто хотят поскорее от меня отделаться. Тут не до нежности. Сейчас — нежно, ласково. Любяще.

Я закрываю глаза и жду знакомой золотой вспышки. Солнце еще не село, но не может же быть, что от такого поцелуя я не расколдуюсь… Это просто как «я тебя люблю», только сказанное не словами.

В этот момент я понимаю, что тоже люблю Дамиана — это огромное, безумное, щемящее чувство, которое переполняет меня всю, и мне кажется, я сейчас превращусь в воздушный шарик и улечу в золотисто-розовое небо…

Потом Дамиан отстраняется. Ошеломленно смотрит на меня. И быстро целует снова.

Ничего не происходит.

Я тоже смотрю. На свои перепончатые… лапы. А в голове одна мысль: только бы не заквакать.

Это потом приходит осознание, что ничего, совсем ничего не произошло. И вопрос, на который необходимо, жизненно важно ответить:

Почему?

— Я что-то сделал не так? — Дамиан снова краснеет и ошеломленно смотрит на меня. — Я…

— Ты все сделал правильно, — я слышу свой голос словно со стороны. — Так же, как и все. Другие. До тебя.

— Дру… Другие?

— Да, папа хотел, чтобы я поскорее избавилась от проклятия, — отстраненно говорю я. — Не обращай внимания. Серьезно. Я все понимаю, — и сглатываю, тяжело и больно-больно. Какая дура я была, что поверила! Поверила, что такой, как он, может меня полюбить. По-настоящему полюбить.

А он-то что себе придумал?

— Мы же останемся друзьями? — говорю я и спокойно смотрю Дамиану в глаза. Ему тоже больно, я вижу. Но не делаю ничего, чтобы смягчить эту боль. Мне больше не хочется его касаться. Мне больше не хочется его видеть.

За горизонтом тонет солнце…

Я быстро встаю. Озираюсь. Вон хорошая роща. Золотую вспышку увидят, но кто сейчас, вечером, в парке, где одни влюбленные парочки, будет обращать внимание на такие мелочи?

Увы, Дамиан встает следом за мной.

— Виола…

— Оставь меня! — резко (наверное, слишком резко) бросаю ему я. Оглядываюсь на горизонт и понимаю, что надо бежать.

— Виола!

И бегу. Со всех ног. Меня душат слезы, мне уже неважно, увидит Дамиан или нет. Мне просто хочется остаться одной. Дурочка, снова, снова позволила сделать себе больно. Снова на одни и те же грабли! Все они, эти писаные красавцы, одинаковые. О чем он, интересно, думал?! Что влюбился в меня без памяти? Нашел, тоже мне, родственную душу! Да с чего он взял, что знает, каково это: быть уродиной все время, всю жизнь! Получать насмешки — всю жизнь. Он что думал — влюбился? И «дай-ка поиграю в героя»?

Превращаюсь я уже в роще. Одна. Он даже не попытался меня остановить…

Дальше я бреду куда глаза глядят. Их застят слезы, так что даже не знаю, как я вновь оказываюсь на берегу лебединого озера.

Зато плакать навзрыд здесь романтичнее. Лебеди, правда, даже не думают утешать — подплыли, глянули, что еды нет, и уплыли. Зато…

Ну почему, почему так, а? Я же думала, что сказка, я же думала, что это правда сказка! Я же сама в него влюбилась!

Шагов я не замечаю, и только когда на плечи мне опускается теплый, меховой плащ, вздрагиваю и оборачиваюсь.

Ромион мгновение сочувственно смотрит мне в глаза. И прижимает к себе. Крепко-крепко.

Я всхлипываю и плачу, уткнувшись ему в ворот рубашки. Потом его запах — пряно-травяной — будет мне сниться. Но уже под утро. Потому что уйду я опять почти на рассвете…

— Кто тебя обидел, моя принцесса? — тихо шепчет Ромион. — Скажи мне. Только скажи — я заставлю его страдать. За каждую твою слезинку, Виола. Скажи.

— Лучше… — голос меня снова не слушается, — с-сыграй м-мне. П-пожалуйста.

Он улыбается.

— Ты хочешь забыться, моя принцесса?

— Д-да. — Именно, именно забыться. Вчера его музыка унесла меня в сказку. Настоящую, красивую сказку. То, что надо сейчас.

— Мне не нужно играть, чтобы весь мир зазвучал, — шепчет Ромион. Он все никак меня не отпустит. — Послушай.

Я прислушиваюсь — и… Да, воздух, листва, вода — все вокруг поет. Волшебно, очаровательно. Завораживающе.

— Позволь, моя принцесса, — Ромион берет мою руку и нежно целует.

Озеро становится залом с полом из стекла, лебеди — парами, кружащимися в танце. Луна таинственно освещает их, мягко оттеняя белые наряды… Ромион тоже кружит меня, и на мне сейчас платье, легкое воздушное платье из лебединых перьев. Надо же, когда-то я плакала, пораженная па-де-де принца и Одетты в «Лебедином озере». А это было лишь жалким подобием настоящей сказки с настоящим принцем…

— Спасибо. — Я ловлю его взгляд и дарю улыбку. Он дарит мне взамен настоящее волшебство.

— Я боялся, что ты не придешь, — говорит он в ответ. — Виола, у меня не так много времени, но я могу подарить тебе это, — он обводит озеро и лебедей взглядом. — Я постараюсь сделать тебя счастливее. Скажи мне, кто тебя обидел?

— У тебя не так много времени, чтобы драться на дуэли, — усмехаюсь я. — Да и вызывать некого. Я сама виновата, — снова на глаза наворачиваются слезы, и Ромион прикладывает палец к моим губам.

— Чшш, Виола. Слушай музыку.

Я слушаю. Это… это…