– А ты его помнил другим? – спросила Алиса.

– Длинных ушей вроде не было, – пробормотал Тесак напряженно, так бывало, когда он изо всех сил пытался что-то вспомнить. – Как-то не вяжется твой Кролик с моим.

– Может, уши появились позднее, – сказала Алиса. – Он как-никак волшебник, или по крайней мере, так сказал Гусеница.

– У этих волшебников, – задумчиво предположил Тесак, – наверняка министры на коротком поводке, иначе бы их давно из города турнули, как остальных.

– А ты думаешь министры в курсе? – спросила Алиса. – Может, Кролик, Гусеница, Чеширский и другие так хорошо затаились, что их никто не подозревает.

– Улица Роз всем известна, – возразил Тесак. – И логово Гусеницы даже снаружи бросалось в глаза, как что-то чужеродное. Нет, Чеширский с Гусеницей наверняка чем-то подмаслили власть имущих, вот их никто и не тронул.

– А может, оставшиеся волшебники собрали какой-то компромат на этих министров, чем-нибудь им пригрозили, – добавила Алиса.

– Особенно Чеширский, у него секретов больше, чем в колодце желаний.

Тесак вдруг выронил бутерброд и стиснул голову руками. Алиса в ужасе выплюнула последний недоеденный кусочек, решив, что еда все-таки отравлена.

– Алиса, – простонал Тесак, – у меня внутри все разваливается.

– От бутерброда? – всполошилась она, метнувшись к нему. Ну как можно было довериться этому Чеширскому! – Тебя тошнит?

– Нет, – ответил он. – Не тошнит. Голова будто треснула, и все, что было забыто, поперло наружу: Хэтти и Дженни, Кролик, Бесс. Я вспоминаю, как в Бесс, когда я был маленьким, пекла хлеб в кухне и пела песню про мотылька.

– Нет, – убеждала Алиса, успокаивающе гладя его по спине. Его трясло, словно под кожей били молнии. – Это я тебе пела ту песню в больнице.

– Все смешалось, – сказал он. – Раньше было спокойно, тогда я ничего не помнил, кроме крови и разрубленных тел. И Дженни не помнил. А теперь голова раскалывается, и сердце того и гляди разорвется на миллион клочков, Алиса, я просто не выдержу. Теперь я знаю, она где-то далеко, и мало ли что с ней могло случиться, это просто невыносимо.

Он вскочил и зашагал, тряся головой. Алиса не видела его таким взвинченным с тех самых пор, как они сбежали из больницы. Когда они вырвались на свободу из четырех стен, его одержимость поутихла. Рассказы Гусеницы разбередили воспоминания Тесака, а в этом тесном туннеле стало только хуже – здесь не было ощущения свободы, только вынужденное движение в одну сторону.

Тесак метался туда-сюда, туда-сюда, словно опять очутился в своей палате, ни на шаг не выходя за ее пределы, хотя его ничто не удерживало.

Когда они были заперты каждый у себя в комнате, Алиса просто дожидалась, когда эти приступы пройдут, ведь пока их разделяла стена, особого выбора не было. Сколько раз ей приходилось засыпать под его выкрики и топот по ту сторону мышиной норы. Теперь же Алиса не знала, как быть, ведь если попытаться его остановить, он может на нее наброситься, а если не трогать, до него будет уже не достучаться.

Она решительно преградила ему путь, едва устояв, когда он на нее налетел, схватила его за плечи и заставила взглянуть себе в лицо. Он закатил глаза, сверкнув белками, словно испуганная лошадь.

– Тесак, – успокаивала она. – Мы ее найдем. Сначала найдем Кролика. Потом Бармаглота. А потом мы найдем Дженни. Обязательно найдем.

Неужели им теперь суждено вечно скитаться по всему свету в бесплодных поисках, как легендарному Гильгамешу?

Они ведь не знали, где теперь Дженни, кроме того, что очень далеко, да и та малышка, которую помнил Тесак, уже давно выросла. Она может и не помнить отца. А может даже и ненавидеть. Тесак мелко дрожал у нее в руках, словно натянутая тетива лука, готового к выстрелу.

– Не бросай меня, – умоляла Алиса, вглядываясь ему в лицо. – Вернись. Все остальное в прошлом или будущем. Не думай о них, живи настоящим, вернись ко мне.

Она прижала к сердцу его ладонь и задышала медленно и спокойно в надежде, что он последует ее примеру. Вскоре его дыхание успокоилось, и они задышали в одном ритме, взгляд прояснился, сосредоточился на Алисе, и Тесак ее узнал.

Она улыбнулась в ответ, но улыбка получилась вымученной из-за постоянного недосыпа и недоедания.

Она так намаялась, а впереди еще был долгий путь, да и сражаться наверняка придется. Она мечтала приклонить голову где-нибудь в безопасном месте, иметь пристанище, куда можно вернуться, исполнив то, что было уготовано судьбой, но у них такого места не было, да и кроме Бармаглота еще оставалась Дженни.

Тесак кивнул, давая понять, что он пришел в себя, и Алиса убрала руки.

В припадке бросаясь из стороны в сторону, он опрокинул тарелку с бутербродами, а под ними оказалась еще одна карточка. Алиса подняла ее.

«ИХ БУДЕТ ТРИ.

P.S. О РУСАЛКЕ НЕ БЕСПОКОЙТЕСЬ».

– Их будет три? – спросила Алиса. – Три чего?

Тесак замер, жестом веля ей замолчать. Алиса склонила голову набок, прислушиваясь. Из туннеля перед ними доносился звук когтей, царапающих землю, и что-то еще, вроде щелчков или писка.

– Это похоже на… – начала Алиса.

– Крыс, – закончил Тесак.

– Крысы, – повторила Алиса. – Я не люблю крыс.

– Чеширский написал, их будет только три, – сказал Тесак.

Он вскинул на плечо мешок с припасами, достал топор и направился в сторону шума.

– Почему ты идешь на шум? – с тревогой в душе спросила Алиса. – И с чего бы нам доверять Чеширскому?

Мысль о крысах почему-то пугала ее больше, чем. Гусеница или чудовище из лабиринта Чеширского, пытавшееся сожрать Тесака. Может, потому что Гусеница был человеком, и его можно было отвлечь или убедить. А ту тварь в лабиринте Алиса видела лишь мельком и действовала так быстро, что просто не успела испугаться. Она поспешила за Тесаком с ножом в руке.

– Я иду на шум, потому что хоть стой, хоть иди, с теми, кто его создает, встречи не избежать. А насчет Чеширского… Бутерброды-то оказались не отравлены, так ведь – спросил Тесак.

– Некоторые яды действуют медленно, – заявила Алиса.

– Если бы Чеширский желал нам смерти, его розы нас бы уже давно придушили, – сказал Тесак. – Видать, хочет убедиться, что не зря нам помогает.

– Совсем недавно ты и двух слов связать не мог, – пробормотала Алиса. – А теперь рассуждаешь, чего добивается Чеширский.

Тесак ухмыльнулся.

– Если я сумасшедший, это вовсе не значит, что я неправ. Ты ведь и сама совсем недавно была сумасшедшей.

Писк становился все громче и приближался слишком уж быстро. Ну чего Тесак торопит судьбу? Разве нельзя было подождать, может те твари повернут назад или пойдут другой дорогой?