Симеркет заметил быстрый взгляд, которым обменялись Менеф и Эсп.

— Но, господин, что я мог сделать? Принц и принцесса только что прибыли и нуждались в слугах. Царица попросила меня прислать им несколько моих…

— Царица? — усомнился Симеркет. — Мне не показалось, что она расположена помогать своей невестке. Вряд ли бы она и пальцем шевельнула…

— Ну, значит, царь меня попросил. Разве это важно? Это было много недель назад, мне трудно сейчас вспомнить… — При этих словах на лице посла появилось хитрое выражение. — Однако о чем теперь спорить, ведь ваша жена нашлась!..

Будь проклята эта Анеку и ее лживый язык! Симеркет скрипнул зубами. Но, все еще сохраняя к ней милосердие, Симеркет примолк.

Почувствовав его нерешительность, Менеф медоточиво заструил свою речь:

— Я чувствую, мы начали плохо, о господин. Сначала за воротами посольства — вам следовало мне представиться! — и теперь во дворце. Если позволите, я постараюсь задобрить вас приглашением. Не откажите быть моим гостем нынче вечером…

— Я не особенно склонен…

— Но это будет необыкновенный прием! Мы ждем певицу Нидабу. Возможно, вы о ней слышали?

— Нидаба? — Симеркет навострил уши.

— Да, господин, это необычайная женщина, несравненная певица! Говорят, у нее лучший голос в мире. Так вы придете? Позвольте мне продемонстрировать гостеприимство моему самому почетному гостю.

Симеркет колебался. Ему хотелось обследовать дом певицы с тех самых пор, как Сенмут и Виа упомянули о ней.

— Да, — решительно сказал он, — я приду.

— И конечно, вы должны разделить со мной место в паланкине.

Симеркет вспомнил шикарный паланкин, в котором путешествовал посол с сорока ливрейными носильщиками, и пожал плечами.

— Ну, если должен… — произнес он, подавляя вздох.

Нидаба жила в доме у старой площади, древнего центра Вавилона. Ее привратник — сириец в ярких одеждах — распахнул ворота и поспешил к причудливому паланкину с сорока носильщиками. Привратник и Менеф крепко обнялись. Когда они выпустили друг друга из тесных объятий, взгляд сирийца остановился на Симеркете.

Менеф представил гостя.

— Особый посланник фараона? — переспросил сириец, дотрагиваясь пальцем до сокола на груди Симеркета. — Подождите, пока она это увидит. — Он осмотрел двор, ища подходящие места. — Ну, вам лучше спрятать его подальше. Иначе эта подвеска к утру окажется в ее шкатулке с драгоценностями.

Привратник, которому Менеф дал щедрые чаевые, повел их к кушеткам на краю двора. Эсп незаметно удалился, дабы следить за ними из тени. Не успели Симеркет и Менеф удобно расположиться, как к их дивану прокрался худой сгорбленный человек, закутанный в необъятных размеров плащ.

— Простите меня, достопочтенные господа, — проговорил он, слегка распахивая одеяние. Внутренние карманы плаща были набиты разнообразными глиняными табличками и свернутыми папирусами. — Не заинтересуются ли господа письмом, адресованным Ниневех и подписанным самим визирем?

— Я что, похож на предателя?

— Тогда, может быть, древние папирусы?

— Убирайся, мошенник!

— Возможно, у вас есть что продать? Я плачу золотом! — И он со значением позвенел своим кожаным кошельком.

Внезапное появление Эспа прервало его приставание. Одного взгляда на обнажившиеся желтые зубы телохранителя оказалось достаточно, чтобы торговца как ветром сдуло. Симеркет заметил, что в комнате толкалось немало подобных личностей. Он вспомнил, как старая Виа говорила ему: в доме Нидабы можно купить то, чего не сыскать на обычном базаре.

Симеркет резко повернулся к Менефу:

— Удивляюсь, как Нидабе удается так процветать! Возможно, она состоит в секте гагу, о которой я столько наслышан?

Менеф пристально посмотрел на него.

— Точнее будет сказать, она не принадлежит к тому сорту женщин, которых бы гагу взяли под свое покровительство. Но давайте оставим эту тему…

Симеркет ничего не оставлял, не прояснив до конца, и открыл было рот, чтобы потребовать объяснений. Однако в этот момент с верхних галерей раздался звучный и мелодичный голос: «Здравствуйте, мои драгоценные!»

Нидаба стояла за балюстрадой, широко раскинув руки в приветствии. Мужчины оставили азартные игры и сгрудились во дворе. Те, кто сидел на диванах, повскакивали на ноги, громко приветствуя хозяйку, повторяя ее имя с обожанием, словно она была не земной женщиной, а по меньшей мере богиней.

Нидаба медленно спускалась по лестнице, выглядывая в толпе любимцев и даря их нежными речами.

— Как идет твоя жизнь, моя милая? О, ты прекрасна!.. Вот и ты, душа моя, наконец благополучно вернулся домой! Я пребывала в тревоге!

Симеркет не мог не признать, что голос ее был необычайно красив: низкое, вибрирующее сопрано. Когда Нидаба остановилась на последней ступеньке, одна из сопровождавших ее помощниц протянула ей поводок: ошейник был надет на ручного гепарда. Теперь Нидаба готова была предстать перед гостями.

Симеркет откинулся на диване, позволив служанке наполнить его чашу пивом. Он забавлялся, осматривая виллу, заглядывая в дальние комнаты. Он видел, как приносили и изучали какие-то документы, как золото и серебро переходило из рук в руки, как сделки скреплялись поцелуями…

Он повернулся, чтобы снова посмотреть во двор, и понял, что смотрит прямо в глаза гепарда. Издав сдавленный вскрик, Симеркет снова откинулся на подушки. Огромная пятнистая кошка сделала несколько неуверенных шагов назад, спрятавшись за юбками госпожи.

Взяв себя в руки, Симеркет поднял голову. Его глаза оказались на одном уровне с глазами Нидабы.

— Не бойся Инанны, — произнесла она тихим, вкрадчивым голосом. — Она очень смирная.

— Я… я был застигнут врасплох, — пробормотал Симеркет, вставая.

Он заметил, что Нидаба совсем не похожа на сладострастную одалиску, которой казалась издалека. Выглядела она почти непорочно. Она была слишком высокой для женщины, и одежды из легкого шелка не скрывали ее угловатых форм. Симеркет заметил, что она изукрасила лицо, дабы создать выражение, которого, возможно, у нее не было в реальной жизни, — тонкий шедевр нежных оттенков охры и кошенили, усиленных присыпанной пудрой рыбьей чешуей.

— Такие черные глаза! — почти пропела Нидаба, глядя на него. — Я никогда не видела чернее. Они соответствуют твоему сердцу?

Вопрос требовал остроумного отклика, но он никогда не мог быстро найтись.

— Я… собственно… вряд ли… — с трудом вымолвил он, запинаясь.

Как и ее привратник, она пальцем потрогала сокола, свисавшего с его шеи. Ее глаза загорелись.

— Ты даже не представляешь, как бы мне хотелось заполучить его! — томно произнесла она. В голосе звучала жажда обладания. — Ведь ты подаришь его мне, чтобы скрепить нашу дружбу, правда?