Бывшая нянька повела его в комнаты в верхней части замка. Их окна были обращены к Нилу.

— Ваше величество, — прошептала старуха в темноту, — вас пришел навестить Майатам!

Из темного углубления послышалось шуршанье. Мрачная сгорбленная фигура вползла в круг тусклого света, отбрасываемого огарком свечи. Даже теперь, после стольких месяцев, Майатама поразил вид царицы. Напряжение его спало, и слезы отчаяния обожгли глаза: выглядела старуха ужасно, и раны, покрывавшие ее тело, делали ее бездвижной. Ее кожа казалась расплавленной, словно горела на буйном костре. Лоскуты кожи покрывали ее глаза, так что ей пришлось вытянуть шею из сгорбленной спины, чтобы увидеть пришедшего.

Ее голос был отвратительным хрипом, и в нем с трудом можно было различить отдельные звуки.

— Ты пришел сказать мне, что слухи верны, — выдавила она, медленно подтянув к нему свое тело. — Что Симеркет вернулся в Фивы.

— Да, это правда. И привез с собой идола!

— Рамсес дотронулся до его руки?

— Я видел это собственными глазами! Он заставил меня, чтобы я смотрел…

Женщина издала безумный, пронзительный вопль — он очень напоминал скрежет разбитых камней по гравию. Майатам зажал уши. По морщинистым старушечьим щекам текли слезы ярости. Даже теперь, спустя почти два года, после того как она здесь очутилась, Царица Нищих продолжала красить лицо — сейчас оно было в цветных разводах.

— Он не должен был этого делать! — кричала она, царапая себе грудь. — Это недостойно царя Египта! Просить защиты у иноземного идола!

Майатам, онемевший, молчал.

— А… — бессильно провыла женщина, — чего можно ожидать от северянина, чьей матерью была ханаанская шлюха?… Дрянь…

Принц снова начал дрожать и с трудом выдавил из себя:

— Но это еще не все! Симеркет привез свою жену и друга обратно в Египет. Они живы. Менеф нас обманул. И теперь фараон узнает о моей поездке в Месопотамию и о том, что заговор еще в силе… Меня будут судить как предателя и дадут белый шнурок, чтобы я на нем удавился — как было с моим братом Пентвиром!

Он зарыдал. Зарыдал отчаянно, безнадежно, всхлипывая и закрывая лицо руками. Царица-калека, превозмогая немощь, подползла к нему. Напрягшись, она заключила его в объятия и прижала его голову к своей груди.

— Не бойся, — проскрипела она. — Помни о том, что ты принц и что в твоих жилах течет кровь самого Амун-Ра! Симеркет — это пыль под твоими ногами! И помни еще, что я и все нищие, что мне служат, защитят тебя.

— Но как?… Разве это возможно?

— Ты останешься здесь, со мной. Никто и не подумает искать тебя у меня, даже Симеркет. Прошло полгода с тех пор, как он покинул Фивы. И не знает о том, что происходит в городе.

— А его брат? Ведь он может ему рассказать…

— Градоначальник? Этот полоумный?

— Он должен знать о том, что ты теперь Царица Нищих!

— Вряд ли он слышал, что женщина управляет этим царством. Но если и знает, то только это, и никогда не узнает большего…

— Но что мы можем сделать против них?

— Мы подождем. Симеркет убоится опять потерять жену. А мы затаимся. Посмотрим, как он станет играть! Я придумаю против него заклинания. — Она сжала голову принца, глядя на него из-под складок полусожженной кожи. — Ты мне доверяешь? Ты знаешь, что я люблю тебя больше всего на свете?

Майатам кивнул. Как всегда, ее присутствие ободрило его. Еще когда он был маленьким, она всегда умела убедить его в том, что нет ничего невозможного. Что все будет хорошо. Теперь он был в этом уверен.

— Да, мама, — прерывисто вздохнул он, прижимаясь щекой к медленно вздымающейся груди Тайи.