— Мама сейчас дежурит у реанимационного отделения. Ждёт хоть какого-нибудь известия, пока я тут встречаю тебя.

Он такой уязвимый, беззащитный и такой чуткий. Хочется обнимать, целовать его и не выпускать из рук, пока он наконец не будет спокоен.

— Джаред, мне так жаль… Так жаль, Боже. Я не могу, прости, — буквально задыхаюсь от своих собственных рыданий.

Хочу признаться ему, что я лгунья и предательница, но понимаю, что таким образом сделаю ему только хуже. Не сегодня. Увы, пока я вынуждена продолжать хранить в себе эту правду, разрушая себя до тех пор, пока не появится свет в конце тоннеля.

— Ну что ты? — обхватывает ладонями моё лицо и поцелуями смахивает с глаз слёзы. — Ты в этом нисколько не виновата. Никто не виноват. Это следовало ожидать.

— Нет, Джаред… ты не понимаешь, — бьюсь в истерике, тряся головой.

С силой сжимаю его рубашку своими пальцами и борюсь с запоздалым раскаянием, которое больше не в силах держать при себе.

— Успокойся, прошу. Он выкарабкается, — за талию ведёт к железным сиденьям, на которое присаживается. Сгребает меня в охапку и сажает себе на колени. — Но свадьбу, думаю, всё же стоит перенести ещё на месяца два-три. Я хочу, чтобы отец оклемался к этому времени. Ты же знаешь, как он мечтает побывать на нашей свадьбе.

Болезненный укол совести вновь проникает глубоко в моё сердце. Он решетит его неустанно. Не удивлюсь, если сейчас всё моё нутро напоминает окровавленное сито.

— Хорошо, Джаред, — шмыгаю носом, вытирая свои слёзы. — Как скажешь. Я приму любое твоё решение.

И это правда. Если он скажет, чтобы я проваливала, то без лишних слов уйду, навсегда забыв дорогу обратно.

— Ты не в обиде? — обеспокоен он.

— Я-я… я… ох, — не в силах смотреть ему в глаза, поэтому прикрываю лицо ладонями. — Боже, Джаред.

— Что такое?

Начинаю реветь с ещё большей силой, понимая какая же я всё-таки подлая. С этой минуты я больше не в состоянии произнести ни слова. Все слова застревают у меня в глотке, не давая мне спокойно дышать.

Через три волнительных часа мы возвращаемся домой, после известия о том, что все показатели Николаса пришли в норму. Теперь ему требуется очень много покоя и отдыха, ведь если подобное повторится вновь, то его сердце уже не выдержит.

Дома принимаю быстрый душ и переодеваюсь в сорочку, чтобы поскорее провалиться в сон, где я смогу жить другой жизнью. Жалко лишь, что до утра. Была бы моя воля, я бы задержалась во сне как можно дольше. Навсегда забылась бы там, где я оставалась бы верной и преданной Джареду. Наверное, это ужасно — прятаться от себя в своих же собственных снах.

— Детка, ты забыла про свет в машине. Я возвращался, чтобы выключить его и нашёл на сиденье вот это, — появляется у меня за спиной Джаред, пока я смываю с лица маску, стоя в ванной перед зеркалом. Он пугает меня не только резким визитом, но и тем фактом, что держит в руках именно тот лист, что Кай передал мне. — Ты начала увлекаться подобным творчеством?

А я ведь даже не разворачивала его, и не могу с точной уверенностью заявить, что там именно те слова, что он читал мне.

А что он читал мне? Похоже, от страха я даже забыла смысл этого послания. Это точно не к добру.

— Дай-ка посмотреть, пожалуйста! — прикидываюсь дурой, выхватывая у него листок.

Быстро пробегаюсь по тексту и покрываюсь пупырчатыми мурашками от смысла слов, которые посвящены мне. Вот только то, что было написано постскриптум, Кай, к сожалению, не соизволил озвучить. От этого мне становится не по себе. Чувствую, как спина покрывается холодным потом от значения этого послания: «Хочу задрать я твою юбку, так сладко губы целовать… Хочу «любить» свою голубку, так грубо, что… твою же мать… С присущим вожделением, К.Б.».

Он догадывался, что я выпрошу у него этот листок?

— О-о-о… Это стих одного моего ученика, — ощущаю, как лицо начинает полыхать, выжигая мои глазные яблоки. Я брезгливо передаю этот листок обратно Джареду. — Его зовут Кай. Помнишь, я как-то раз говорила тебе о нём. На днях он дал мне его почитать, а я совсем забыла про этот чёртов стих.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Джаред озадаченно хмыкает, вскользь пройдясь по написанному от руки тексту.

— Парню 13 лет, и он уже такое пишет? Да этот гений-извращенец точно далеко пойдёт.

Кажется, он уже обскакал многих.

— Да уж.

Пойдёт далеко и надолго. В жопу мамонта было бы самое то, — хочется сказать.

— И кому же он посвящён, интересно? — не пойму, был ли этот вопрос риторическим, но всё же спешу ответить.

— Да откуда мне знать, — нервно хихикаю, видя, как Джаред оставляет листок на столике в коридоре и снова возвращается ко мне. — Но факт, что какой-то девчонке. Подростки они любвеобильны, идут порой на такие поступки, ради внимания.

— Идём в постель, детка, — наблюдаю в его глазах меланхолию.

Он резко подхватывает меня под ноги и берёт себе на руки. Входит в нашу спальню и бережно, словно хрустальную вазу, кладёт меня на постель. Предчувствуя что-то неладное, я вся напрягаюсь.

— Бри, пообещай, что ты всегда будешь со мной…, — он нависает надо мной, а затем его голова падает на мой живот, придавив меня её тяжестью. Сколько же в ней мыслей? Он сжимает меня в своих руках, а я лежу смирно, затаив дыхание, — что бы ни случилось… Пообещай оставаться со мной, Ангел мой.

Бри? Он никогда не называл меня БРИ… Так… это становится всё очень подозрительным.

— Джаред, ты пугаешь меня, — пытаюсь приподнять его голову, чтобы взглянуть на него, но он ни в какую не поддаётся мне, всё так же утыкаясь носом в живот.

— Я не смогу без тебя, детка. Если отец умрёт, только ты сможешь излечить меня. Только тебе по силам будет с этим справиться.

Он наконец подаётся вперёд. Зажмурив глаза, он начинает осыпать моё лицо поцелуями. Я уступаю и начинаю отвечать на каждый из них. Они быстро перерастает в нечто большее, чем просто поцелуи, пока я не ощущаю вкус соли на своих губах.

Он плачет?

— Джаред, я не…, — пытаюсь промямлить, сквозь поцелуи, но он будто нарочно затыкает мне рот.