— Так и сказала? Хм-м-м… Вот уж не думал, что эта дама так проницательна.

— Что вы имеете в виду?

— Лишь то, что ваш успех гарантирован. Не сомневаюсь, теперь в ваш адрес станут расточать еще больше подобных комплиментов. И, знаете ли, они не всегда будут неискренними. Платье, которое на вас сегодня надето, придает вам очарования, вы похожи на чистый, еще не отшлифованный драгоценный камень.

«Ну почему он не мог просто остановиться после „очарования“? — подумала Генриетта. — Нет, ему непременно нужно внести ясность, добавив, что я неотшлифована».

— Как бы мне хотелось, чтобы вы этого больше не делали, — произнесла она.

Дебен вопросительно вздернул бровь.

— Выискивали во мне черты, которые не считаете достойными порицания, а потом бросали бы их мне в лицо, представляя как похвалу.

Он нахмурился.

— Мисс Гибсон, я полагал, мы уже разобрались с вашим неумением принимать комплименты. Я никогда не говорю того, чего не имею в виду. Напротив, всегда считал ваши наряды очаровательными, за исключением одного-единственного раза, когда мы совершали прогулку по парку. Я не говорил об этом вслух, не желая, чтобы вы погрузились в пучину дурного вкуса, сделав себе мысленную заметку о том, что нужно измениться. Я действительно одобряю ваш стиль. Для начала, именно ваша элегантность породила слухи о том, что я влюбился в вас.

— Поверить не могу, — рассерженно отозвалась Генриетта, — что люди могут подумать, будто вы можете испытывать ко мне tendre[11]лишь из-за моей манеры одеваться.

— Неужели? Однако вы не забыли, что все подумали обратное в день прогулки в парке. Вы сами мне сказали, что я ни за что не мог бы влюбиться в женщину, одетую столь же плохо, как вы тогда.

— Никто же не думает, что вы в самом деле в меня влюбились?

— Давайте не будем волноваться о том, что думают другие, моя курочка.

— Но мне нужно об этом волноваться. Пока мы ехали сюда, тетя посоветовала мне быть с вами осторожнее. И не смейте называть меня курочкой! Я даже не давала вам разрешения обращаться ко мне по имени, не говоря уже о том, чтобы придумывать прозвища, особенно столь ужасающе нелестные!

Дебен щелкнул ее по носу.

— В таком случае никогда больше не надевайте нарядов, которые ассоциировались бы у меня с цыпленком, моя милая. Принимая во внимание ваш носик и это яркое платье, украшенное красными перьями, колышущимися при каждом вашем шаге…

— Теперь вы обращаетесь со мной как с возлюбленной.

Или куклой, которую он подобрал, чтобы поиграть и отвлечься от жизненно важных решений. Потом, когда она наскучит, он отбросит ее прочь.

— Я всего лишь сделала то же, что и вы, — продолжила Генриетта. — Это вам свойственно наряжаться то в один, то в другой маскарадный костюм. К вашему сведению, в тот раз я оделась нелепо исключительно для того, чтобы преподать вам урок.

— Ах вот оно что. — На его губах заиграла ленивая улыбка. — Я это подозревал. Не мог лишь понять, отчего вы сердились на меня в тот день. Не соблаговолите просветить на этот счет?

— Вы пренебрежительно обошлись с моей тетушкой. Вели себя высокомерно и ни словом не обмолвились ни с одним из гостей в ее гостиной. А еще буквально уничтожили беднягу мистера Бентли за то, что тот сказал, как ему понравились ваши лошади.

— И как же ваш нелепый внешний вид должен был наказать меня?

Прежде чем ответить, она некоторое время молча взирала на Дебена.

— Я решила, вам будет ненавистна идея о том, что вас могут увидеть в общественном месте в компании женщины, одетой столь вульгарно. Хотя теперь, узнав вас лучше, понимаю, как глупо с моей стороны было рассчитывать, будто вас смутят разговоры или поступки других людей. Вы так заносчивы, что, вероятно, считаете нелепым замечать людей, стоящих много ниже вас на социальной лестнице.

Его лицо сделалось жестким.

— Не понимаю, отчего вы сегодня в таком невосприимчивом настроении, мисс Гибсон. Я хотел всего лишь немного пофлиртовать с вами. В любой другой вечер вы давно поставили бы меня на место за дерзкую критику вашего стиля в одежде и за то, что я поддразнивал вас, придумав несколько непочтительное прозвище.

«Неужели все так плохо?» — ужаснулась Генриетта, рассудив немного погодя, что так и есть. Она действительно не знала, что с ней творилось всякий раз, как оказывалась в обществе лорда Дебена. Дома в Мач-Уэйкеринге она почти никогда не теряла самообладания. Ей удавалось спокойно выносить братьев, не превращаясь в фурию, даже когда они демонстрировали чудеса глупости. Все вокруг говорили, что у нее замечательный характер.

С другой стороны, прежде ей никогда не приходилось иметь дела с людьми вроде лорда Дебена. В целом свете невозможно отыскать мужчину, которому удалось бы более него вывести ее из себя. Весь вечер она сидела как на иголках, ожидая его появления, а ему нет никакого дела, их отношения он воспринимает всего лишь игрой. Ему нравилось выставлять дураками всех прочих представителей высшего общества. А ее он выбрал потому лишь, чтобы таким образом гарантированно проучить мисс Уэверли. Используя Генриетту в качестве прикрытия, чтобы никто не узнал, что на самом деле он выбирает себе жену, Дебен не испытывал ни малейших угрызений совести. Хуже того, она позволяла ему поступать подобным образом.

Куда девалось ее самоуважение?

— По непонятным причинам сегодня вечером чувство юмора вас покинуло. Отчего, моя курочка? Вас что-то угнетает?

— А не задумывались ли вы о том, что именно ваше издевательское отношение повергло меня в подобное состояние? Или вы, не обращая внимания на просьбу, продолжаете называть меня этим омерзительным Прозвищем?

Схватив веер, Генриетта вскочила.

— Я больше ни секунды не останусь с вами! Я не намерена терпеть оскорбительное к себе отношение.

Отвернувшись, она со стуком поставила пустой бокал из-под шампанского на подоконник.

Когда же снова повернулась к Дебену, он с изумлением заметил застывшие в ее глазах слезы гнева и унижения.

Он тоже поднялся со стула.

— Я хотел лишь слегка поддразнить вас, но не издеваться, — угрюмо произнес он. — Забыл, что вы далеки от искусства флиртовать.

— Флиртовать? Сравнение меня с цыпленком вы называете флиртом? — Генриетта гневно взирала на Дебена, сжав руки в кулаки. Грудь яростно вздымалась и опускалась. — Интересно, что последует дальше? Заверения в том, как подходит мне это прозвище? Или шуточки о том, что я, например, взъерошила перья, или погрузилась в раздумья, как наседка на яйца, или…

— Ничего подобного вы от меня не услышите, даю слово. Но боже мой, как болезненно вы относитесь к замечаниям о своем носе.

Генриетте хотелось кричать от раздражения. Он совсем ничего не понял. Дело вовсе не в унизительном прозвище, которое она стойко выносила много лет[12]. Все друзья ее братьев проходили через фазу, когда дразнили ее курицей. И, как правило, гораздо грубее, чем получалось у лорда Дебена. Но он высокомерно отказывался воспринимать всерьез все, что касалось ее.