в адрес этого мира, но сама её ирония мягко-терпимая, мягко-снисходительная, она никогда не достигает разрушительного скепсиса, ведь она сама, Джейн Остин, часть этого мира, ей в нём комфортно, и она не собирается от него отказываться.

Ирония, ироничность, определяет интонацию романов Джейн Остин, мягкую, лукавую, доброжелательную, совсем не сатирическую и не обличительную.

А мне остаётся сказать самое главное, мою фантазию, если хотите мой бред который объясняет (в той мере в какой можно объяснить эту тонкую материю), почему раздражение от романа Джейн Остин проходит, а восторг остаётся.

Действительно, бессмысленное занятие искать в романах Джейн Остин реальную жизнь, живых людей, ведь она изображает, придумывает, фантазирует, мечтает, не просто о мужчинах и женщинах, а о… леди и джентльменах.

Джейн Остин убеждает нас: как бы не складывалась жизнь, главное сохранить осанку, сохранить гордость (без предубеждения), не бояться быть леди и джентльменами. Главное не считать эти нормы утопией, в конце концов, если ничего не получается, мягкая, ироническая снисходительность может помочь не растерять эту гордость (без предубеждения).

Волшебная сказка? В какой-то мере, но почему бы жизнь не превратить в волшебную сказку, кто сказал, что это невозможно.

Позволю себе небольшое отступление:

Не знаю ничего изящнее и человечнее английского юмора. Несколько огрубляя, могу сказать, что подобный юмор контрастирует, скажем, с французским, гротескно-безудержным (раблезианским[180]) и скептически-язвительным (вольтерианским[181]). Английский юмор, как правило, сдержанный, даже чопорный, но это, скорее, просто игра, изящество которой, в кажущейся холодной неприступности и намеренной закрытости от других. В этом ряду английское «изобретение» – леди и джентльмены, образец безукоризненности во внешнем облике и в манерах и… капелька иронии по поводу самой этой безукоризненности. Может быть поэтому обращение «леди и джентльмены» и сегодня не выглядит анахронизмом.

Принято считать, что литература отражает жизнь, возможно, в какой-то мере это и так, но главное в том, что литература формирует эту жизнь, причём не только на уровне нравов, но и на уровне физиогномики.

Смейтесь, не смейтесь, но когда в прошлом году (2016 год) бродил по Петербургу задумался и о том, – продолжение моего бреда – что даже физиогномически петербуржцы сошли в жизнь со страниц романов Ф. Достоевского (может быть, добавить Н. Гоголя[182] и А. Белого[183]).

Вернёмся к Джейн Остин, к леди и джентльменам, и к моему бреду.

Отдаю себе отчёт, что «компетентный» специалист по истории английской культуры, скажет, действительно, «бред», или напротив, скажет, автор ломится в открытую дверь, это общеизвестно, и в том и в другом случае не огорчусь и не обрадуюсь, не раз говорил, повторю, я репрезентирую самого себя, а в таких случаях, возможно, через «бред» что-то и удаётся нащупать.

Кому-то может показаться, что леди и джентльмены, сегодня просто официальное обращение, на дворе XXI век, не будем столь наивными, чтобы верить в «волшебные сказки», даже если без них в определённом возрасте не обойтись.

Соглашусь, пошлость жизни неискоренимы, с другой стороны, хорошо бы избегать выспренности, ложного пафоса, нет ничего смешнее, чем выдавать себя за джентльмена. Но могу признаться, не стыдно, стоит мне услышать обращение «леди и джентльмены», как что-то во мне перезагружается. Больше или меньше, по ситуации, но перезагружается.

Не хочется думать, что леди и джентльмены не про нас, что мы к этому не имеем никакого отношения.

Вот за это, хотя бы за это – не только за это, но сейчас речь об этом – стоит поблагодарить английский дух и английскую культуру.

Джейн Остин, не в последнюю очередь.

…развитие феминизма, которое заставило задуматься над тем, что казалось бесспорным

Позволю себе две выписки из «Википедии», которые позволяют судить о том, что развитие феминизма позволяет разрушать многие мифы о мужском превосходстве, которые воспринимались не как мифы, а как исторические факты.

«В 1971 году журнал «АртНьюс» опубликовал эссе Линды Нохлин[184], которое стало началом целого раздела истории искусств как науки. В эссе «Почему не было великих женщин-художниц?» Л. Нохлин исследовала социальные и экономические факторы, которые помешали талантливым женщинам достичь того же статуса, что их коллеги-мужчины. Соглашаясь, что великих художников ранга Микеланджело[185] среди женщин нет, она утверждала, что причины кроются в системе общественных институтов, включая образование, где доминируют мужчины и принижается значение женщины.

«Бетти Фридан[186] в своей книге «Загадка женственности» подвергла критике идею о том, что женщины могут реализовать себя только в сфере домашнего хозяйства и воспитания детей. Как сказано в некрологе Фридан, опубликованном в журнале «The New York Times»[187] в 2006 году, «Загадка женственности» «…дала начальный импульс современному женскому движению в 1963 году и в результате навсегда изменила структуру общества в Соединённых Штатах и других странах мира», «многими рассматривается как одна из наиболее влиятельных публицистических книг XX века».

Б. Фридан считала, что роль домашней хозяйки и воспитательницы детей была навязана женщине посредством создания т. н. «загадки женственности». Она отмечала, что псевдонаучные теории, женские журналы и рекламная индустрия «научили, что женщинам, обладающим истинной женственностью, не нужна карьера, им не нужно высшее образование и политические права – одним словом, им не нужны независимость и возможности, за которые когда-то боролись феминистки. Всё, что от них требуется, – это с раннего девичества посвятить себя поискам мужа и рождению детей».

Не думаю, что следует отказаться от слова «женственность», речь должна идти о том, что «женственность» и «мужественность» не должны быть навязаны всем мужчинам и женщинам в равной степени и не следует пугаться выражения «женственный мужчина» в той же мере, как мы привыкли считать нормальным выражение «мужественная женщина».

…короткий комментарий на тему «платонической любви»

Платон в своём диалоге «Пир» пишет:

«Вот каким путём нужно идти в любви – самому или под чьим-либо руководством: начав с отдельных проявлений прекрасного, надо всё время, словно бы по ступенькам, подниматься ради самого прекрасного вверх – от одного прекрасного тела к двум, от двух – ко всем, а затем от прекрасных тел к прекрасным нравам, а от прекрасных нравов к прекрасным учениям, пока не поднимешься от этих учений к тому, которое и есть учение о самом прекрасном, и не познаешь, наконец, что же это – Прекрасное».

В конечном счёте, Платон ратует за то, чтобы любовь была освобождена от грубо – чувственных влечений. Такая любовь и получила с тех пор название «платонической».

Звучит сегодня наивно, кажется, что эпоха «трахаться» не совместима с «платонической любовью». Но это только на первый взгляд.