— А они уже уехали, — сказал комендант. — Я на дворе был: бежит Шустов — лица нет. Я — за ним…

«Интересно, — подумала Лидочка, — а мне показалось, что все наше спасение заняло три минуты. Так сдвинулось время».

— И окно можно было не разбивать, — добавил комендант. — На вас стекол не напасешься.

— Я заплачу, — пообещала Лидочка.

— В общем, главного я не успел вычислить, — признался Шустов.

— Осетров тоже знал, сколько денег она получила?

— Любимому человеку такая тайна раскрывается — она же надеялась, что эти деньги изменят его планы.

— А от Сони спрятала, — сказала Лидочка.

— А от Сони спрятала. И даже никому не сказала про двойное дно шкатулки.

— Значит, вы точно знаете, что Соня Алену убила? — спросил комендант.

— А кто еще?

— Осетров? — допустила Лидочка.

— Нет. Осетров только воспользовался ее смертью, обыскал квартиру и, не найдя денег, кинулся на дачу — решил, что она их там спрятала. И если бы вы не проговорились Соне о лыжном костюме, они бы о даче не подумали. Ведь она уже чужая!

— А я бы отнесла вам деньги с утра. И вы бы никакого преступления не раскрыли.

— Вы не правы, Лидия Кирилловна, — сказал лейтенант, надевая шапку и показывая этим, что визит завершен. — Каждое преступление рано или поздно раскрывается. Закон свое возьмет. Так что отдыхайте, а если позволите, я вам завтра нанесу визит.

— Я буду рада, Андрей, — сказала Лидочка.

Шустов шагнул к двери, но ему загородил дорогу комендант Каликин.

— Нет уж, — сказал комендант, — попрошу сказать самое главное.

— А что главное? — удивился Шустов.

— Где деньги-то?

— Деньги?

— Тридцать пять тысяч. Где они?

— И вы не знаете, гражданин Каликин? — спросил лейтенант.

— Знал бы — не стал бы спрашивать.

— Деньги переданы на хранение в соответствующие органы.

— Их нашли? — вырвалось у Лидочки. — Чего же вы молчали?

— Вы не спрашивали, вот я и молчал, — ответил лейтенант.

— Так скажите!

— К сожалению, та группа преступников, которая совершила покушение на Петренко неделю назад у вашего подъезда, узнала, что он улетает и даже каким самолетом. Мы предполагаем, что они выследили его спутницу Ларису.

— Значит, он с самого начала не хотел брать с собой Соню?

— Еще чего ему не хватало! Она же некрасивая, — простодушно ответил Шустов.

— Но она же из-за него на все пошла.

— По крайней мере, пока она так утверждает.

— Почему пока? — спросил комендант.

— Да потому, что, когда она узнает, что Петренко мертв и нет ни одного свидетеля ее преступления, она наверняка откажется от своих показаний, а если не догадается, то адвокат подскажет. И засудить ее будет ох как трудно! Она обольет слезами весь суд, и ее оправдают… Вот посмотрите.

— Андрей, ты не говоришь главного — что случилось с Петренко?

— На шоссе, по дороге в Шереметьево, его машину остановили. Его и Ларису вывели и расстреляли из автоматов. И стали искать деньги.

— Их не было в машине? — спросил комендант, словно собирался тотчас же бежать за деньгами. — Где они?

— Их повез в своей машине сообщник Петренко. Он должен был передать их ему в аэропорту.

— И что же?

— Его там ждали. Наши люди. Куда ж тут денешься?

— И эти деньги, они чьи? — спросил комендант.

— Если бы не показания гражданина Абзианидзе о передаче им денег Алене Флотской, я бы их, честное слово, оставил бы Лидии Кирилловне.

— И правильно. Как компенсацию. Чуть не погибла. Посмотри на физиономию — половина черная, — согласился комендант.

Только тут Лидочка сообразила, что на ее лице должны остаться следы побоев. Она дотронулась до глазницы — ой, как больно!

— Пройдет, — сказал лейтенант, — небольшая гематома, лучше оставить как есть. Ваш молодой организм сам справится.

— Так чьи деньги? — настаивал комендант.

— Я думаю, их получит по суду Татьяна Иосифовна.

— Разумеется, — согласилась Лидочка. — Только, пожалуйста, вы потом мне отдадите шкатулку?

— Не знаю, — честно признался лейтенант. — Она будет фигурировать на суде, и Татьяна Иосифовна может пожелать оставить ее себе.

— Точно пожелает, — сказал комендант.

Лейтенант шагнул в коридор, потом обернулся и сказал:

— Самое главное всегда забываю!

Комендант обернулся — почуял добычу.

Лейтенант невежливо вытолкнул его на кухню и, вынув из «дипломата», положил перед Лидочкой на одеяло плоский пакет в старой газете и мешочек, полотняный, как кисет.

— Желаю скорейшего выздоровления, — сказал он. — До завтра.

Слышно было, как лейтенант что-то говорит на кухне коменданту. Потом хлопнула дверь. Лидочка развернула газету. Газета была хрупкой от старости. В ней лежали две общие тетради столетней давности — дневники Сергея Серафимовича, а в кисете — черепки и черные слитки из Трапезунда. Все-таки лейтенант отыскал их в сарайчике на пепелище — видно, никому они не пригодились.

И Лидочка, спрятав дневники в тумбочку у кровати, поняла, что хочет одного — спать.

— Будете уходить, захлопните за собой дверь! — крикнула она коменданту.

— Будет сделано! — откликнулся тот.

Теперь — спать.

Но зазвонил телефон. Междугородний.

Лидочка подняла трубку.

— Ну, ты жива! — радостно воскликнул Андрей. — А то знаешь, я утром даже испугался. Ты не сердишься, что я поднял на ноги милицию?

— Я не сержусь, — ответила Лидочка. — Когда же ты наконец вылетаешь?

— Сегодня ночью.

— Пожалуйста, прилетай скорей, — попросила Лидочка.

— А что? Что случилось?

— Мне надоело вставлять стекла на кухне.

Книга VIII. Таких не убивают

Глава 1

Более мирного начала для этой истории нельзя придумать. Лидочка лежала в самом настоящем гамаке и щурилась от пятнышек солнца, которые попадали в глаза, когда слабый ветерок покачивал вершины сосен или подталкивал гамак. Деловитая пчела сделала круг над гамаком, но не стала пугать Лидочку, а умчалась дальше. Синичка давно уже сидела на тонкой ветке и разглядывала Лидочку. Ну и что она могла разглядеть? Женщину лет тридцати, с пепельными, с такими уродилась, умеренно стриженными и чуть волнистыми волосами, синеглазую, именно синеглазую, а не сероглазую или не голубоглазую, что бывает куда чаще, пожалуй, слишком бледную для июля, но так уж получилось, что Лидочке не довелось в этом году побыть на открытом воздухе. Даже к Глущенкам она выбралась впервые за лето, хоть тысячу раз обещала.

На Лидочке был голубой в белый горошек сарафан, а босоножки она сбросила, когда забиралась в гамак.

«Как хорошо, — подумала Лидочка, — когда ничего не случается. Ты здорова, все родные здоровы, друзья живы, и шумят сосны…»

— Лида, — позвала Итуся, — ты пойдешь или останешься?

Вопрос был риторическим. Глущенки собирались к Сергею именно потому, что эту идею подала им Лидочка. Она приехала утром и в разговоре упомянула Сергея,