понимается? А поверх них — отпечатки тех, кто его мучил и убил. Значит, Осетров едет во Внуково и что-то ищет. Потом приезжают наемные бандиты, которые ищут то же самое, что и он, и думают, что он нашел. А он не нашел. Иначе бы дал — уж очень они сильно его мучили. Вот тогда я и задумался: что им так было нужно? Если догадаюсь, то пойму, почему убили Алену. Правильно?

— Правильно, — похвалила лейтенанта Лидочка. — Вы бы разделись, сделали себе кофе.

— Нет, мне надо бежать, я же на минутку, только отчитаться.

— Ну ладно…

— Я решил — за этим лежат деньги. Большие деньги. У нас в девяноста процентах за убийствами лежат деньги, а остальные проценты — пьянка. Я стал думать — а откуда могут оказаться большие деньги у Елены Флотской? Только от недвижимости. Теперь все недвижимость покупают. Тут же меня посетила идея. И она оказалась правильной — я связался с председателем кооператива «Наставник» во Внукове. Потому что по документам там был участок у бабушки. И он мне сказал, что всего месяц или два назад участок Флотской перешел к гражданину К. М. Абзианидзе. Формально там сумма была невелика — миллионов пять — за сарай и яблони. Но я понял — я на верном пути! Тут же позвонил этому Константину Михайловичу. И он даже скрывать не стал — тридцать пять тысяч! Значит, я на верном пути, потому что трупы есть, а денег нет. Ты меня слушаешь?

— Разумеется.

— Значит, месяц назад он передал ей наличными тридцать пять тысяч долларов. А где они? И я принимаю рабочую гипотезу — они и есть причина смерти Алены. А раз так, то куда они делись? И я вычисляю — преступники их пока не нашли. А кто мог о них знать? Три человека: Соня, Осетров и, может быть, но менее вероятно — Татьяна Иосифовна.

— Она точно не знала, но подозревала, — подсказала Лидочка. — Поэтому она и поехала во Внуково со мной. Ей хотелось узнать — принадлежит ли ей еще участок или он уже продан. Она чувствовала.

— Я тоже так думаю, — согласился милиционер.

В комнату незамеченным вошел комендант и остановился в дверях.

— Значит, — продолжал лейтенант, — остаются два человека. У Сони — железное алиби — она всю ночь уговаривала маму спасти дочь. У Осетрова — ни алиби, ничего. Только шкатулка, которую он притащил мне добровольно.

— Вы знаете, что деньги были в шкатулке?

— Теперь знаю, — сказал лейтенант. — Так что временно я ее снова изъял и понесу наказание за нарушение правил работы.

— Каких правил?

— А какой настоящий сыщик отдаст свидетельнице в подарок ящик с тридцатью пятью тысячами долларов? — коварно спросил комендант Каликин. — Надо быть большим разгильдяем…

Лейтенант громко откашлялся.

Лидочка хотела утешить лейтенанта, но поняла — тут его утешить трудно. И промолчала.

— Смерть Алены нам ничего не давала, кроме одного подозреваемого — Осетрова, которого мне подозревать не хотелось. Но вот смерть Осетрова сразу двинула все следствие вперед. Появилась сумма, ради которой можно целый взвод убить. И хоть подозрение с Осетрова было не снято, денег он не нашел. Раз его убили — значит, у нас есть другие кандидаты в убийцы. Которые знают про деньги и даже подозревают, что Осетров их взял.

— Я сдуру сказала Соне, что Осетров уехал в лыжном костюме.

— Да, не только я ошибаюсь, — сказал лейтенант.

— Ошибаетесь, — подтвердил комендант. — Меня, например, наводчиком считаете.

— Гражданин Каликин, стекло вставил?

— Дай послушать.

— Поставишь второе стекло, приходи слушать.

Каликин ушел, но дверь за собой не закрыл.

— Я и без ваших признаний, — сказал лейтенант, — понял, что искать надо в окружении Сони. Она знала точно сумму, они вместе с Аленой эти деньги получали и домой отвезли, в сумке…

— Но алиби!

— А вот тогда я подумал, — сказал Шустов, — и понял, что алиби совершенно липовое. Если ты знаешь, что человек вечером, есть ты рядом или нет, все равно собирается воспользоваться таблетками, то чем ты дальше от этого места, тем лучше. Что Соня и сделала. А если я ее подозреваю, то вообще вся поездка в Переделкино становится крайне сомнительной. Ну, подумайте, зачем в мороз, среди недели, вдруг кидаться к чужой, не любящей тебя женщине…

— Но если она искренне хотела предупредить?

— Кого? Татьяну Иосифовну? Да она же знала, что мамаша и не приподнимет своего… тела со стула ради Алены.

Лидочка согласилась.

Она устала, голова кружилась, хотелось спать, но лейтенант не видел, как угасает интерес слушательницы. Он был в эйфории сыщика, раскрывшего убийство.

— Итак, вчера вечером я имею два трупа, имею информацию про тридцать пять тысяч и знаю, что эти деньги ищут преступные структуры. Значит, моя задача номер один — найти тридцать пять тысяч и уж от них искать убийцу. Вот этот мой вывод чуть вас не погубил и все дело не засыпал. Знаете почему? Я не вычислил, что за спиной Сони стоит Петренко — он же в ту ночь в больнице был, да к тому же в одном классе с Аленой учился — не убивают девчат из своего класса, не принято это. И уж, конечно, я не сообразил, что собственными руками отдал вам все тридцать пять тысяч.

— А как вы об этом узнали?

— От Андрея Сергеевича.

— От кого?!

— От вашего супруга, — вздохнул Шустов.

— Как? Почему я не знаю?

Коменданту стало так любопытно, что, презрев запреты, он снова появился в дверях.

— Да вы живая, потому что он нас поднял. Если бы не он — я бы к вам через час пришел. И отыскал бы три теплых трупа.

— Как?

— Он позвонил вам — хотел узнать, как дела со шкатулкой. И он волновался, потому что понимал, что вы по наивности залезли в самую гущу событий. Он намного старше вас, да?

Шустов словно хотел примирить себя с существованием мужа у Лидочки. Если тот немолод, то ему и Лидочке многое прощается.

— На год старше, — Лидочка разочаровала милиционера. Он вздохнул, но продолжал:

— Он позвонил, а к телефону подошла Соня и плачущим голосом отшила его. Он как почувствовал, что вам грозит опасность. Как будто телепат.

— Он не телепат, — возразила Лидочка, — но мы живем много лет и друг друга понимаем.

— И вот он из города Каира позвонил в Краснопресненский райотдел милиции. И может, они бы не приняли сигнал всерьез, но все-таки из-за рубежа… Послали патрульную, позвонили пару раз… И дежурный догадался мне позвонить, он знал, что я этим делом занимаюсь. Ну я и