Фахки и Шустен взглянули на него с плохо скрытым отвращением. Если ударит, они не колеблясь сдадут его ближайшему дама, а тот вынесет приговор даже раньше, чем прознает Ахман.

Аббан сохранил лицо, заставил себя поклониться и воздел свиток с печатью Избавителя. Джурим, как многие воины, не умел читать, но хорошо знал, что означают Копье и Корона.

– Я пришел по делу шар’дама ка.

Джурим посуровел:

– И что за дело, коли оно такое важное, что ты оскверняешь территорию воинов?

Аббан выпрямился:

– Тебя не касается. Отведи меня к наставнику Керану, и поживее.

– Не смей так разговаривать с высшими, хаффит! – зарычал Шустен.

Аббан послал ему ледяной взгляд:

– Ты, мальчик, возможно, и унаследовал от матери сталь, но определенно не мозги, если мешаешь исполнить волю шар’дама ка. Иди и займись чем-нибудь полезным, иначе при следующей встрече я доложу Избавителю, как прохлаждаются его шарумы – играют в шарак и пьют кузи, когда должны упражняться.

Юноши побледнели, переглянулись и поспешили убраться. Аббан испытал холодное удовлетворение, но оно не закрыло кровоточащую рану от ножа, который проворачивался в его сердце. Аббан уже привык к насмешкам из-за увечной ноги и трусливой душонки, однако мужчина, которого не уважают сыновья, – не мужчина.

«Скоро, – пообещал он себе. – Скоро».

Многие шарумы пренебрегали запретами Эведжаха и по ночам пили кузи для храбрости, а днем – чтобы забылась ночь. Правда, некоторые имели глупость напиваться так, что не могли встать по струнке при виде дама.

Керан был пьян именно настолько, и даже сильнее. Наставник сидел на грязной подушке, привалившись к центральному шесту палатки, а его черные одежды пропитались и провоняли блевотой. Рядом лежало острое меченое копье, дополнительно оснащенное крестовиной, чтобы использовать оружие как костыль. Левая нога заканчивалась ниже колена, штанина подколота. К культе пристегнута простая деревяшка.

Он зыркнул на Аббана с ненавистью в маленьких глазках.

– Явился позлорадствовать, хаффит? Теперь я бесполезен почти как ты, но мне хоть обеспечено место на Небесах.

Аббан отпустил полог, тот упал и отрезал обоих от внешнего мира. Тогда он плюнул Керану под ноги:

– Я не бесполезен, наставник. Я ежедневно служу нашему господину и никогда не ныл из-за своей участи, как баба, а тем более не напивался до того, чтобы валяться в луже, которую сам напрудил. Эверам благословил тебя сильным телом, но без него твое сердце слабо.

Лицо Керана исказилось от ярости, он схватил копье, намереваясь вскочить и поразить Аббана в сердце. Но он не привык к деревянной ноге и шатался от кузи, а потому споткнулся, и проволочки хватило, чтобы Аббан с силой врезал костылем по деревяшке и сшиб ее начисто. Керан упал, а гость ударил еще раз и отшвырнул копье.

В костыле Аббана щелкнуло, и клинок нацелился Керану между глазами.

– В свое время, наставник, ты истребил много демонов, – проговорил Аббан, – но сохранишь ли ты место на Небесах, если погибнешь в своей блевоте от руки увечного хаффита, которого с позором изгнал из шарумов?

Керан надолго замер; его свирепые глаза почти сошлись к переносице, следя за клинком.

– Чего ты хочешь? – наконец спросил он.

Аббан с улыбкой отступил, втянул клинок и в поклоне оперся на костыль. Он вынул из-за цветастого жилета свиток с печатью Избавителя.

– Как чего? Вернуть тебе величие.

Аббан и Керан привлекли к себе множество взглядов, когда захромали по тренировочной площадке к хаффит’шараджу Каджи. Дживах’шарум раздела наставника, вымыла и облачила в чистые черные одежды. Аббан не сомневался, что голова у Керана трещит от кузи, – слишком красноречиво тот сощурился на ярком дневном свету, но наставник сохранил толику прежней выдержки и не выдал страданий. Он шел расправив плечи и с высоко поднятой головой. Аббан, как положено, держался на шаг позади, хотя без труда мог обогнать Керана, которому приходилось двигаться медленно, чтобы идти с достоинством.

Они дошли до участка, где тренировались ха’шарумы в бурых одеждах – их насчитывались тысячи в одном лишь племени Каджи. Многие отрабатывали простые действия с копьем и щитом, которые Аббан выучил так давно, что с тех пор, казалось, прошла целая жизнь. Ха’шарумы дружно поворачивались и прикрывались щитами, одновременно делали выпад копьями. Отряд поменьше упражнялся в приемах более сложных.

Керан сплюнул:

– Большинству из них следует остаться в бидо, а лучше – подносить воду и надраивать щиты…

Строй обходила горстка молодых шарумов. Они были в черном, но покрывала, которые свободно обвивали шеи, оставались бурого цвета и изобличали в юнцах хаффитов-наставников.

– Щенки точат зубы на хаффитов, надеясь заслужить красное, – осклабился Керан.

Один юный наставник заметил их и подошел, глядя с презрением, но спустя миг его глаза зажглись – узрел красное покрывало Керана. Он поднял взгляд и узнал наставника, чья репутация была хорошо известна, ибо он некогда числился в Копьях Избавителя. Они с наставником Кавалем учили самого шар’дама ка.

Юнец поклонился, напрочь игнорируя Аббана.

– Я Хамаш асу Гимас ам’Тезан ам’Каджи.

Керан ответил легким кивком.

– Я обучал твоего отца. Гимас был неистовым воином. И принял славную смерть в Лабиринте.

Хамаш поклонился снова, на этот раз ниже.

– Что привело тебя в хаффит’шарадж, достопочтенный наставник?

Аббан, хромая, выступил вперед и показал предписание. Подобно кай’шарумам, наставники получали специальную подготовку, куда входили чтение и рисование меток, но, судя по тому, как Хамаш сдвинул брови при виде бумаги, он был нерадивым учеником.

Аббан не заострил на этом внимания. Оно и к лучшему.

– Избавителю нужен десяток ваших лучших ха’шарумов. Отбор поручили мне.

– Ты, хаффит, собрался отбирать воинов? – изумился Хамаш и бросил взгляд на Керана.

– А кому же еще? – улыбнулся Аббан. – В конце концов, они тоже хаффиты.

– Но все равно воины, – проворчал тот.

– Наставник Керан убедится в их готовности к бою. А я прослежу, чтобы у них имелись мозги.

– Всего десяток? – негромко спросил Керан, чтобы не услышал Хамаш. – Ты сказал, шар’дама ка велел набрать сотню.

– У Избавителя нет племени, наставник, – ответил Аббан. – Мы возьмем по десять из каждого.

– Но это больше сотни, – заметил Керан.

В Красии было двенадцать племен.

«Умен для шарума», – подумал Аббан.

– Я хорошо помню твои методы, начальник. Выживут не все, а некоторые станут негодными для сражения, когда ты закончишь. – Он многозначительно постучал по ноге костылем. – Мы начнем со ста двадцати, чтобы ты убил или отверг недостойных.

Керан хрюкнул, а Хамаш, что наблюдал за беседой, перехватил его взгляд и чуть скривил губы в отвращении.

– Даже увечный наставник не должен позволять хаффиту такие наглые речи.

Глаза Керана ничем не