Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Людо, слегка высунув язык, снова принялся рисовать.
— А море здесь где? — вдруг тихо спросил он.
Карлик изумленно взглянул на него.
— Море?.. Не знаю, наверняка очень далеко… Впрочем, это не имеет значения, подумайте лучше о том. что я Вам сказал. Вы дурно поступаете, разговаривая с девочками, к тому же это запрещено. Они опасны, поверьте. Вы разве не замечали, какие они на меня бросают взгляды?..
Людо ничего не замечал.
— Так будьте теперь повнимательней. С ними надо быть очень и очень осторожным, вспомните Грасьена!..
— Это тот, у которого нет шапочки?
— И барашка.
Одилон прыснул в кулак.
— Забавно… у Вас волос горчит.
Вошел Максанс с папкой для рисунков под мышкой; увидев карлика, он покраснел.
— Добрый вечер, — сказал он извиняющимся тоном. — Я только хотел показать Людо свои акварели. Но вижу, что помешал…
Максанс был романтического вида молодым человеком со светлыми волосами. Говорил он едва слышным голосом, а пижама, казалось, давила на него невыносимым грузом.
— Вовсе нет, — ответил Одилон снисходительным тоном. — Входите, раз уж пришли.
Затем, понизив голос, спросил:
— Что делает Дуду?
— Думаю, что спит, я хорошо прислушивался.
— Отлично, я скоро вам кое–что покажу… я это знаю благодаря моему аппарату.
У Одилона был морской барометр, который он называл «своим аппаратом». Вглядываясь в него, как в магический хрустальный шар. он уверял, что читает в нем будущее.
Максанс замер перед стеной Людо.
— Это рука, правильно?.. А за ней… кто–то есть?..
— Это. — вмешался Одилон, — черная рука с цветами.
— Это не цветы. — поправил Людо. — а волосы.
Максанс гладил стену кончиками пальцев, повторяя тихим, покорным голосом:
— Там сзади кто–то есть… а у меня архангел Михаил убивает дракона. Я…
— Я тоже рисую, — прервал Одилон. — все мои рисунки вывешены в столовой.
Максанс положил свою папку на стол и открыл ее. Листы бумаги, которые он бережно перекладывал, были совершенно чистыми либо покрыты жуткой мазней и яростно расцарапаны карандашом. Внизу, на каждом листе, была одна и та же надпись с одной и той же ошибкой: «Архангел Михаил убивает дракону». Ниже гигантскими прописными буквами было написано имя автора.
— А теперь послушайте меня, — сказал карлик с важным видом. — Нам троим предстоит кое–что увидеть, и не забывайте, что я ваш страж.
В руке у него появился большой ключ. Животный страх перед девочками превращал его в идеального тюремщика: в его обязанности входило каждый вечер проверять после Дуду, хорошо ли заперта дверь в коридор.
— Но это же опасно, — жалобно возразил Максанс. — Если мадемуазель нас застигнет…
— Вы жалкий трус, Максанс, из Вас вряд ли что–нибудь выйдет!
Одилон вскочил на ноги, осторожно приоткрыл дверь и знаком приказал следовать за ним. Из темноты доносились далекие звуки. Дойдя до конца коридора, он повернул ключ в замочной скважине, и перед ними предстала темная столовая. Окна лунной ночью превратились в фантастические витражи, сквозь которые просачивалось призрачное сияние.
Максанс не выдержал и вернулся.
— Тем хуже для него, — прошептал Одилон.
Освещая себе дорогу карманным фонариком, он скользил, как рыба в воде, между утонувшими в темноте столами и скамейками. Следуя за ним, Людо оказался у камина, где стояли ясли. Тонкий лучик пробежал по картонной пещере, ослу и быку, по младенцу Иисусу и по всем выстроившимся в ряд фигуркам барашков.
— Как красиво! — восхитился карлик. — Вы видели, я впереди. Я всегда впереди. Заметьте, мы стоим по соседству…
Тут он не удержался от восклицания:
— Вот это да! Вы передвинулись назад по сравнению со вчерашним днем!.. Вы потеряли шесть позиций, это очень серьезно!.. А все наверняка потому, что разговаривали с Лиз.
Он продолжал осматривать ясли, комментируя тихим голосом занимаемые воспитанниками места:
— Антуан не воришка, правильно… Но что это Мириам вечно впереди дембелей?.. Опять у девочек привилегии!.. Смотрите–ка! Максанс на хорошем месте… Даже на слишком хорошем…
Он хмыкнул, протянул руку к барашку, на мгновение остановился в нерешительности, затем осторожно взял его, словно шахматную фигуру, и поставил далеко позади.
Людо вернулся в свою комнату подавленным. Мишо сказал что приедет в воскресенье остается еще два дня здесь с психами баранами пингвинами… не хочу я всего этого… высшие сорта кофе арабика представляют собой смесь отборных зерен обеспечивающих напитку тонкий и благородный вкус шесть сардин в масле и с анчоусами прием по три капсулы в день перед сдой с небольшим количеством воды способствует восстановлению мышечных волокон и благословен Иисус плод чрева твоего.
* * *
Наступило первое воскресенье. Людо не спал всю ночь и чувствовал себя как во хмелю. В семь часов утра Фин принесла ему в комнату костюм, взятый из поношенных вещей, пожертвованных семьями воспитанников.
— Костюм не новый, но не такой уж и старый. Галстук в кармане. Насчет узла не беспокойся, он на резинке.
Людо бросил ей вдогонку, что умеет завязывать любые узлы, даже морские, и что в Бюиссоне он носил галстуки каждый день.
От костюма несло нафталином. Брюки были короткие, с огромными манжетами, покрой безнадежно устарел, но Людо находил, что выглядит великолепно, и восхищенно поглаживал красную орденскую розетку, которую Фин забыла вынуть из петлицы. Он старался не глядеть на свои ботинки — старые зимние башмаки, некогда принадлежавшие Мишо. Впервые он был одет как взрослый мужчина, почти как Татав по праздникам. Людо больше не сомневался в том, что его мать приедет и что его вид приведет ее в восхищение. Переполненный гордостью, он положил ожерелье во внутренний карман пиджака и. выйдя из комнаты, направился в столовую.
— Не очень–то ты торопишься. — заметила Фин. — Все уже стынет… Сейчас дети придут…
Затем, увидев розетку:
— Смотри–ка, да у тебя медаль!.. Но ты же ничего такого не совершил…
И, не спрашивая, она сняла с его пиджака награду.
Раздосадованный, Людо развез на раздаточной тележке какао, залпом выпил полчашки горячего молока, надкусил тартинку и, никого не предупредив, побежал к въезду в парк и застыл там, как часовой, в ожидании приезда первых посетителей.
К десяти часам подъехала черная машина, и сидевшие в ней чьи–то родители спросили, как его зовут. Людо спрятал свою шапочку и сухо ответил, что он не такой, как остальные, и что, к тому же. его отец скоро за ним приедет.